Виктор Пронин - Купите девочку

– За мной не заржавеет, – заверил Пафнутьев.

– Сомневаюсь.

– Не сомневайся, деточка моя! – сказал Пафнутьев неожиданно жестко, неожиданно холодно, даже Овсов удивленно вскинул брови. Такого тона от Пафнутьева он не слышал. – Скажите мне лучше вот что... Чтобы признать ребенка умершим, нужны ведь и заключения, и экспертизы, и подписи... То есть в этом участвуют многие люди, я правильно понимаю?

– Почти. Многим в этом деле делать нечего. Достаточно главного врача. А уж он поставит в нужные места своих людей. Доказательств, следов, как выражаются в ваших кругах, не остается. Мертвые младенцы уничтожаются.

– Фамилия главного врача?

– Я не назову ни одну фамилию.

– Почему?

– Жить хочется.

– Кто-то мне постоянно говорил примерно эти же слова.

– Наверное, не только мне хочется жить, – улыбнулась Валя.

– А покупатели? Кто покупатели?

– Спонсором нашего роддома является некий... Простите, вы знаете, кто спонсор нашего роддома. Если вы обратитесь к нему, то это будет... По адресу.

– Чем-то, кроме пеленок и пипеток, он вас снабжает? – спросил Пафнутьев все еще раздраженным голосом.

– Да. Кадрами.

– Ага, – Пафнутьев склонил голову, осмысливая услышанное. – Так. Если я правильно понимаю... Главврач – его человек?

– Разумеется.

Пафнутьев хотел было еще что-то спросить, но тут вдруг увидел совсем рядом покачивающийся стакан с виски, который протягивал ему Овсов. Это была уважительная причина, чтобы промолчать, и он был благодарен Овсову за неожиданную паузу. Пафнутьеву все-таки требовалось время, чтобы осмыслить услышанное, слишком шокирующие сведения прозвучали. Он молча чокнулся с Овсовым, выпил, прислушался к себе и, убедившись, что все в порядке, что виски прибыло по назначению, осторожно поставил стакан.

– Ладно, – сказал Пафнутьев. – Обойдемся без фамилий.

– Я могла бы назвать одну, – смущенно проговорила Валя. – Это наш спонсор, в этом нет никакой тайны. Мы все его любим и надеемся, что он не откажется от нас и в будущем.

Пафнутьев некоторое время смотрел на Валю в полном недоумении – ее слова настолько расходились с предыдущим разговором, что он впал в какое-то оцепенение, и только странные жесты Овсова убедили его, что он не совсем сошел с ума – тот показывал на собственное ухо, потом на вентиляционную решетку – дескать, в этой связке надо искать отгадку. И Пафнутьев сообразил наконец – Валя опасается, что ее слова записываются и могут принести неприятности. Странно, но именно эта маленькая заминка, эта дурацкая опасливость, уверенность, будто они живут в страшном окружении, которое всесильно и всеохватно, больше всего взбесила Пафнутьева.

– Знаете, ребята, кончайте дурака валять! Страшно им, видите ли, боязно им, видите ли! Я на острие ножа, я! А Андрей, мой водитель, вчера вашему спонсору, этому вонючему Бевзлину, в штаны выдавил бутылку мексиканского соуса, который по остроте может сравниться только с серной кислотой. До сих пор, наверное, отмывается ваш любимый спонсор! Но и это еще не все – его белоснежный «шестисотый» «Мерседес» Андрей доверху наполнил говном из городской канализации. И после всего этого прекрасно себя чувствует!

– Этого не может быть, – побледнев, сказала Валя.

Пафнутьев, не говоря ни слова, выхватил из кармана документы Бевзлина, которые передал ему Андрей, и бросил всю пачку на стол.

– Смотрите! Вот его записная книжка со всеми адресами! Вот его удостоверение! Вот его международные карточки, по которым он может, не тратя ни копейки, совершать кругосветные путешествия, жить на виллах Испании и Таиланда! Андрей попросту набил ему морду, как последнему шибздику, и отобрал все эти бумажки! Это было вчера вечером. А сегодня утром Андрей привез меня сюда и в данный момент сидит в машине и поджидает, пока мы тут с вами перестанем шептаться и на решетки, на дырки, на щели в стенах оглядываться!

Длинным перламутровым ноготком Валя осторожно подцепила обложку какого-то банковского удостоверения и, увидев портрет Бевзлина, подняла на Пафнутьева изумленные глаза.

– Никогда бы не поверила, – прошептала она.

– А теперь, когда поверила, ответь мне, пожалуйста, на три вопроса. Только три, не больше. Годится?

– Заметано, – кивнула Валя.

– Вопрос первый. Куда идут эти младенцы, кому они нужны в таких количествах, для каких таких целей?

– На запчасти идут. На Запад. На цивилизованный, культурный, благоустроенный Запад. Там люди тоже иногда болеют, а спасти их может только настоящий человеческий орган – печенка, почка, глаза, сердце... Состоятельные люди готовы платить любые деньги... Любые – в самом прямом смысле слова. Оставшаяся часть младенца идет на всевозможные инъекции, сыворотки, выжимки... Некоторым престарелым гражданам какой-нибудь Германии или какой-нибудь Голландии очень помогает. Не всегда, не всем, но помогает. Надежда умирает последней, – без улыбки закончила Валя.

– Хорошо, – кивнул Пафнутьев, хотя вертелось у него на языке десяток уточнений, хотелось ему все выяснить до конца, но надо было соблюдать уговор. – Вопрос второй... Как мог ребенок попасть в руки этого пропойцы и прохвоста Самохина?

– Трудно сказать, – Валя повела плечом, словно отгораживаясь от этого вопроса. – Можно только предположить... Дети были подготовлены к отправке, законсервированы...

– Это как? – не удержался Пафнутьев.

– Что-то им вводят в организм, чтобы они какое-то время спали. Другими словами, чтобы вели себя смирно, не кричали, не визжали, не поднимали шума. Мало ли – таможня, досмотр, проверка... А они, возможно, упакованы в ящики, контейнеры... Об этом можно только догадываться. Так вот, дети, возможно, были законсервированы, подготовлены к отправке потребителю или заказчику, называйте его как хотите... А тут подвернулся Самохин... И он попросту украл ребенка. Это одно из предположений. Другие можете придумать сами.

– Понял. – Пафнутьев помолчал, бросил взгляд на невозмутимо сидящего Овсова – он вертел в руках бутылку из-под виски, пытаясь прочесть многочисленные наставления потребителю, как пить, сколько, из какой посуды, в каком обществе – все это, оказывается, имело очень большое значение. – И последний вопрос, Валя... А кто вы там, в роддоме?

– Секретарь главврача.

– Там лучше, чем здесь?

– Это уже четвертый вопрос, но я отвечу... Там нет ночных смен...

– Разве? – обронил Овсов.

– Там нет обязательных ночных смен, если тебе так больше нравится, – Валя растрепала седые волосы Овсова. – Не думай об этом, Овес, не давай волю воображению.

– Если бы я давал волю воображению, то я, наверное, дал бы волю и рукам.

– У тебя руки и так заняты, – усмехнулась Валя. – Не отвлекайся. Мне пора, – она поднялась. – Не вздумайте мне звонить, Павел Николаевич. У нас это не поощряется. Будьте осторожны, берегите себя.