Виктор Пронин - Брызги шампанского

Из этого бокала мы и выпили мадеру, почти на равных выпили. Вечер сразу чуть изменился, сделался менее опасным и более соблазнительным. И шастающий в ногах у прохожих полутораметровый крокодил в кожаном наморднике, игуана с цепкими лапами, посверкивающими чешуйками кожи и тяжелым вислым хвостом, громадная собака, разметавшаяся посреди площади, хмурый персидский кот, такой же нечесаный и немытый, как его хозяин, действительно какая-то обкусанная луна, время от времени появляющаяся в разрывах ночных туч, загорелая до черноты Жанна в белом платье... Опять же бутылка мадеры на троих – все это создавало странное ощущение вдруг распахнувшихся возможностей, когда все можно, все допустимо и ты просто обязан всем воспользоваться. Даже не так, не воспользоваться – оценить и убедиться в том, что все вокруг прекрасно, более того, для тебя и создано.

Жора куда-то исчез, и я вдруг обнаружил себя на скамейке у причала, рядом со мной сидела Жанна. Между нами стояла пустая бутылка из-под мускатного шампанского и лежала смятая салфетка от чебурека.

– Я смотрю, ты любишь шампанское? – сказала Жанна, и я вдруг ощутил теплую волну от ее «ты».

– Да и ты вроде не отказывалась?

– Я – подневольная! – рассмеялась она. – Я только принимала угощение.

– Повторим?

– А выдержим? – и опять приятно царапнуло это «выдержим» – значит, мы вместе, заодно, как бы даже в сговоре.

– Обязаны, – сказал я.

– Обязанности надо выполнять.

– Сиди здесь, я сейчас приду. Хорошо?

– Хорошо.

– Не сбежишь?

– Зачем, Женя? И потом – куда?

– Вообще-то да... – согласился я.

– От себя не убежишь, – сказала она уже мне вслед.

У меня не было времени вдумываться в тонкий смысл последних слов, я опасался, что киоск на перекрестке будет закрыт. Но нет, работал. Я уже знал – продавца зовут Игорь, он запомнил меня по первой бутылке и, не спрашивая, вынул из холодильника вторую. Красное мускатное стоило четырнадцать гривен, другими словами – ничего не стоило.

– Ты еще не закрываешься?

– Я до трех, – успокоил меня Игорь.

– Дня?

– Ночи! – весело ответил он.

– Тогда до скорой встречи.

Встреча действительно оказалась скорой – через полчаса мы с Жанной подошли к киоску и взяли еще три бутылки красного мускатного.

– Неужели есть место, куда нас пустят с таким количеством своего алкоголя? – спросила Жанна.

– Есть такое местечко, – ответил я. – Совсем рядом.

И снова промелькнули перед нами крокодил в наморднике, игуана с сонным взглядом, разметавшаяся посреди площади собака – и мы оказались у зацелованного Ленина с красными губами и со сбитым носом.

– Какой ужас! – вскричала Жанна. – Ты ведешь меня в свой номер! Я узнала это место – ты ведешь меня в свой номер!

– Раньше говорили – номера.

– Да, кажется, так и говорили, – подтвердила Жанна. – Ты меня не обидишь?

– Как получится.

– Ну, что ж... Пусть так.

Лоджия в моем номере состояла как бы из двух частей – помимо основной площади был еще отсек, вроде кладовки, но открытый, с отдельным освещением. Там никто не мог нас увидеть, не смог бы достать ни один злоумышленник, на какое бы дерево ни забрался, на какой бы крыше ни расположился. В этом отсеке мы и накрыли журнальный столик.

Вечер был темен и свеж, деревья шумели на сильном ветру, но в нашем закутке было настолько тихо, что даже высохшие свои плавки я оставил на перилах, не опасаясь, что их унесет ветер. Совсем рядом, за деревьями, бухали в берег волны, докатившиеся от самой Турции, в ресторане Славы Ложко громыхал оркестр, а сам Слава в перерывах читал свои шаловливые стихи о том, как красиво он любил красивых женщин.

А мы с Жанной пили красное мускатное, смотрели друг другу в глаза, произносили двусмысленности, невинно касались друг друга ладошками и весело смеялись над разными забавными случаями, происшедшими в нашей жизни совсем недавно и совсем давно.

А потом, когда кончилась вторая бутылка, я сказал, что пора спать.

– Но у нас есть еще вино! – удивилась Жанна.

– Выпьем утром. И только тогда ты поймешь, что такое настоящее, холодное, красное мускатное... Ну, и так далее.

– Я смотрю, ты большой любитель шампанского? – спросила Жанна с некоторым подозрением в голосе. Второй раз за сегодняшний вечер она задала мне этот вопрос.

– С Жорой я пью мадеру. С директором Дома творчества – коньяк. С тобой – шампанское. А в Запорожье у меня есть друг Владимир Иванович Подгорный, ректор местного машиностроительного института... Так вот с ним мы пьем самогон, который производит его столетняя мать. Вопросы есть?

– Наливай, – бесшабашно махнула Жанна рукой, и я разлил остатки шампанского из второй бутылки. – Только это... Я буду спать отдельно. Мы ведь об этом уже договорились? Ты ведь сдал мне свободное койко-место?

– Не возражаю.

И я действительно не возражал. Я уже получил от этого вечера так много, что еще чего-то... Это уже казалось излишним.

Мы легли отдельно.

И погасили свет.

Но дверь на лоджию была распахнута. Там, невидимые в темноте, шумели деревья, грохотали волны, надсадно сотрясал воздух ложковский оркестр, заглушая все остальные оркестры Коктебеля.

– Мне холодно, – сказала Жанна. – Одной простыни недостаточно. Сентябрь все-таки.

– Одеяла в шкафу, – ответил я.

И заволновался, задергался, понял – сказал что-то не то, несуразное, может быть, даже опасное. Но шампанское сделало свое дело. Пока я сообразил, что к чему, было уже поздно. Жанна встала, в легких сумерках нашла шкаф, открыла дверцу и выдернула из стопки одеяло.

Я уже приподнялся, чтобы остановить ее, уже руки протянул, чтобы не допустить к шкафу, к одеялам, подушкам и простыням, сложенным там на случай холодов...

Но было поздно.

Едва она выдернула одеяло, раздался оглушительный грохот – упало что-то тяжелое, громоздкое, преступное.

Когда я включил верхний свет и под потолком вспыхнула лампочка, прикрытая абажуром с кистями, то увидел Жанну, прижимавшую к себе синее солдатское одеяло. На полу, у самых ее ног, лежал мой пистолет, а рядом – Жорино изваяние, неизменно потрясающее меня точностью анатомических подробностей. Двухкилограммовый каменный член упал на пол с грохотом, наверное, ничуть не меньшим, чем «стечкин» с глушителем.

– Ни фига себе, – пробормотала Жанна, и не столько ужас был в ее голосе, сколько смех, во всяком случае, мне так показалось.

– Не обращай внимания. – Я небрежно затолкал ногой оба предмета под шкаф. – Им там самое место.

После этого выключил свет, взял Жанну вместе с одеялом на руки, отнес на свою кровать, а сам улегся рядом.

И все было прекрасно.

Поезд из Днепропетровска приходил на Курский вокзал в одиннадцать часов двадцать шесть минут. Мандрыка не вышел на перрон, остался в машине. Накануне он созвонился с ребятами и сказал, что будет в красном «Шевроле» на стоянке. Это было грамотно – никто не видел его с исполнителями, никто не засек, даже если за ними тянулся «хвост» из самого Днепропетровска.