Виктор Пронин - Брызги шампанского

Это ведь удавка.

Получив пять миллионов, они не отступятся и затянут петлю навсегда. Проблема именно в этом. Нельзя принимать их условие, просто нельзя.

– Пусть подумают ваши ребята о встрече, – сказал на прощание Выговский.

После ухода посетителя некоторое время все молчали, изредка поглядывая друг на друга. Каждый словно хотел определить – как далеко готов зайти другой.

– Ну, что сказать, – наконец произнес со вздохом Выговский, – надо объявлять общий сбор. Пусть все проникнутся. А то ведь они только и думают, на сколько мы их обманули. Миша, – повернулся он к Здору, – это на тебе. Вызывай срочно Славу Горожанинова, Колю Усошина, хватит с зэками якшаться, пусть передохнет маленько. И Сережу Агапова.

– А Курьянова?

– Давай и Курьянова... Пусть знакомится с народом, проникается нашими проблемами. Я подозреваю, что Гущина он убрал.

– И сомневаться не надо, – обронил Мандрыка. – Все было состыковано с точностью до часа. Не успели объявить по телевидению, а от него уже звонок – предлагает услуги. Откуда у него наши телефоны, имена, отчества и прочие подробности? Он хлопнул мужика, тут и думать нечего.

– Если он такой крутой, пусть займется этими, – Выговский кивнул в сторону стула, на котором недавно сидел человечек с прилизанной головкой и пустым дешевым чемоданчиком.

– Не надо бы ему этим заниматься, – сказал Мандрыка. – Рановато. Пусть маленько пообтешется, потрется среди нас. А то...

– Не понял, – повернулся к нему Выговский.

– Если он хлопнул Гущина, то и мы для него не слишком большая ценность. Я бы его вообще не вызывал. Пусть на отшибе побудет. Присмотреться надо.

– Не получится, – сказал Выговский. – Через два дня он будет здесь. Звонил сегодня.

– Ломится мужик, – сказал Мандрыка. – Торопится.

– А чего нам корячиться, – сказал Здор. – За ним порт. Такими вещами не разбрасываются. Другое дело... Вы меня, конечно, простите... Нам нужен Усошин? Нужны его зэки? На нас три леспромхоза работают. И у них бревнышки потолще. Евростандарт.

– Что ты предлагаешь? Кинуть Колю?

– Не то чтобы кинуть, – Здор несколько сник под холодным взглядом Мандрыки. – Но задуматься никогда не мешает.

– А ты, Игорь?

– Я бы не спешил. Николай надежный мужик. И нас до сих пор не подводил. Ни в чем.

– Согласен, – кивнул Мандрыка.

– Виноват, – Здор куражливо развел руками, понял, что остался в одиночестве и не знает, как выкрутиться из неловкости. – Виноват, – повторил он.

– Бог простит, – сказал Мандрыка, и не было в его голосе улыбки, не было прощения.

И Здор это почувствовал. Подошел к поднявшемуся из кресла Мандрыке, похлопал его по плечу, усмехнулся как смог.

– Ты, Вася, не имей на меня зуб, ладно?

– Я? – удивился Мандрыка. – На тебя?! – еще больше удивился он. – Зуб?!! Миша, ты чего? Буксуешь?

– Замнем для ясности, – подвел итог Выговский, но все поняли – непростые слова прозвучали в конце разговора, совсем непростые.

Странная публика собиралась в ресторане Славы Ложко. Вроде бы люди как люди, так же пьют, так же едят, разговаривают, когда молчит музыка, и намертво замолкают, когда раздаются взрывоподобные рулады со сцены, – пустыми глазами смотрят в кирпичную стену перед собой и уносятся куда-то, где тихо и прохладно, уносятся, оставляя здесь, за столом, свое потное, упившееся тело. А едва замолкает грохот, души вновь возвращаются в свои постылые тела. Так вот, несмотря на то что публика вроде бы самая обычная, таковой она вовсе не является. В каждом посетителе таится что-то от истории самого Славы, его прошлого, а то и будущего.

В тот вечер, когда я снова оказался в зале, в нем за поворотом, у открытой террасы с видом на Карадаг, за сдвинутыми столами сидели две компании. Веселились и произносили тосты мужики, блистали женщины, не больно хороши, не больно, но блистали чем могли. После третьей рюмки кто угодно заблещет, заискрится, заиграет имеющимися цветами радуги.

Мы со Славой сели в сторонке за маленький столик тоже с видом на профиль Волошина, на пустынный, холодный уже пляж, где маялись несколько посиневших «моржей». Похоже, Слава как-то проникся ко мне, что-то во мне учуял обостренным своим нюхом.

– По коньячку? – спросил он.

– Можно.

Он сделал какой-то жест над головой, и Алла, так похожая на знаменитую когда-то Монику Витти, принесла нам в графинчике коньяк, на тарелочке нарезанный лимон, две маленькие рюмочки, о чем-то пошепталась со Славой и умчалась. Но Слава успел-таки, изловчился шлепнуть ее по виттиевскому заду, Алла подпрыгнула, понеслась еще быстрее, совершенно осчастливленная хозяйским вниманием.

– Хорошая девочка, – сказал я.

– Тебе одной мало? – спросил Слава, глядя на меня подозрительно и недовольно.

– Более чем достаточно.

– Тогда нечего на чужих глазеть.

– Они тут все твои?

– Все.

– Дай бог тебе здоровья, – я поднял свою рюмку, и Слава наконец улыбнулся, простив меня за неуместную похвалу Алле.

– Пока хватает, – сказал он. – Видишь эти компании? – спросил он, показав в конец террасы. – Как они тебе?

– Нормальные ребята.

– Присмотрись повнимательнее – может, чем-то отличаются? Хоть чем-то?

– Ничего такого не замечаю, – сказал я. – Женщины... И за одним столом, и за другим... Ты бы не взял их в свой ресторан.

– Поэтому они здесь только в качестве посетителей, – ухмыльнулся Слава. – А теперь послушай, – он наклонился, приблизившись ко мне через стол. – Те, что у самой стены, – феодосийские воры. Среди них несколько крутых авторитетов. А ближе сюда – менты. Тоже из Феодосии. И не просто менты – руководство уголовного розыска.

– А как они здесь оказались?

– Мои друзья, – невозмутимо ответил Слава. – А для друзей, как ты успел заметить, здесь всегда найдется и стол, и кров. И даже кое-что еще, – он так пристально посмотрел на меня, что я догадался – Монику Витти имеет в виду. – Поделиться?

– Как-нибудь в другой раз.

– А сегодня я и не предлагаю.

Обе компании продолжали веселиться, мужчины разливали вино и коньяк, женщины весело хохотали, иногда все склонялись к центру стола – обсуждалось что-то закрытое, предназначенное не для всех, не для каждого уха.

Потом началось то, что и должно было произойти. Задумчивый парнишка из воровского застолья пригласил танцевать полненькую тетеньку с соседнего стола, а опытный опер, как объяснил Слава, не поднимаясь со своего места, протянул руку, тронул женщину, сидящую за соседним столом, кивком головы пригласил пройтись к эстраде.

Прошло совсем немного времени, и оба стола опустели – все отплясывали на каменных плитах под грохот динамиков и песню светленькой девчушки, голос которой, усиленный динамиками, напоминал рев заводского гудка, сзывающего рабочих на смену. Когда танцующие вернулись к своим столам, то не все, не все сели за свой стол, кое-кому больше понравилось у соседей. Все так же весело смеялись женщины, мужчины наполняли бокалы, иногда склоняясь к центру стола пошептаться, поделиться чем-то важным. И никого не смущало, что компании уже переполовинились, и, судя по оживлению за столами, было ясно, что многие из них знакомы давно и достаточно близко.