Виктор Пронин - Божья кара

– Они не глупые... Они просто в стороне от здравого смысла... Даже не так... Они слишком привязаны к здравому смыслу. Равиль покажет вам, что происходит, если сделать шаг в сторону...

– В сторону от здравого смысла?

– Да, Олег Иванович, да! Как ни странно это звучит.

Услышав шум на площадке, Равиль выглянул и тут же вернулся на кухню.

– Олег Иванович... Там приехали ребята, вроде опергруппа... Им, наверно, надо что-то объяснить...

– Да, конечно, – спохватился следователь.

– Пошли, Равиль, – сказал Андрей, направляясь в комнату.

– Олег Иванович! – уже из комнаты окликнул следователя Равиль. – Сюда пока не надо заходить, хорошо? Через полчаса мы вернемся.

– Откуда? – настороженно спросил следователь.

– С того света, – усмехнулся Равиль.

– Понял, – кивнул следователь, совершенно ничего не понимая.

Равиль усадил Андрея в кресло, расположил его руки на подлокотниках, сам прикрыл ему глаза.

– Поехали, – негромко произнес Андрей, и тело его, как бы подчиняясь неслышной команде, вдруг обмякло и приняло то естественное положение, которое и было предусмотрено природой для отдыха.

– Ам-м-мн-н-н-н-о-о... – раздался негромкий вой Равиля. На этот раз молитва была короткой. По каким-то признакам он понял, что Андрея в комнате уже нет, осталось только безвольно лежащее тело.

– Ты уже ушел? – спросил Равиль.

– Да, я на кухне... Мы со Светой сидим за столом. На ней только простыня... Та самая, которой ее накрыли ребята Олега Ивановича...

– Ты можешь с ней поговорить?

– Мы уже говорим.

– Тогда не буду мешать, – и Равиль замолчал.

Молчал некоторое время и Андрей, глядя на Свету. Подперев кулачком подбородок, она смотрела на него с какой-то бесконечной печалью, которой он никогда не видел на ее лице.

– Прости меня, Андрей... Прости, ради бога... Я во всем виновата... Я плохо себя вела... Тебе надо было просто взять меня за шиворот и вытащить из этой коктебельской дыры... Куда деваться... Шел кураж... И этот кураж затянулся... Ты намекнул, что у нас еще могло что-то получиться... У нас бы обязательно получилось... У нас была Лена... Но видишь, как все вышло...

– Как он вошел сегодня?

– Он позвонил, а я подумала, что это ты вернулся.

– Но у меня были свои ключи!

– Разве об этом думаешь, когда ждешь человека, а в дверь звонят... И я открыла.

– Это был все он же?

– Да, конечно...

– А почему ты была обнаженная?

– Тебя ждала... Хотела встретить голенькой... Тебе это всегда нравилось... У нас были встречи, когда я появлялась в таком вот бесстыдном виде...

– И что было дальше?

– Он захлопнул за собой дверь и тут же бросился меня душить. А когда я потеряла сознание, перерезал мне горло. И я тут же умерла.

– Ты и сейчас мне его не назовешь?

– Андрей, ты не запомнишь... Это не запоминается... Но не переживай... Кольцо замкнулось... Ему уже не уйти, он в твоих руках.

– И он получит свое?

– Это будет настоящая кара. Та, которой я хотела для него. А знаешь, Леночка со мной... Как только я умерла, она тут же прибежала... Не отходит ни на шаг... Она все правильно тебе сказала... Его портрет здесь, в этой квартире... И еще...На кладбище есть камень, старый камень... Ты его узнаешь по странной надписи... Сходи... Из этой надписи все поймешь... Все, Андрей, мне пора... Только это... Ты не смотри, какая я тут лежу... – Она чуть шевельнула рукой в сторону окровавленной простыни. – Запомни меня другой... Помнишь, как мы с тобой мчались на машине сквозь декабрь, как пили из краника красное вино «Каберне» и опаздывали, опаздывали, опаздывали к поезду... Тогда у нас все получилось, но друг к другу мы все-таки опоздали... Прости меня ради бога и за эти годы, и за сегодняшнюю глупость... Прости меня за сегодняшнюю... Прости...

Голос Светы затихал, слова становились неразборчивыми, а она сама делалась все прозрачнее, пока совсем не исчезла среди кухонных шкафчиков, тарелок, чашек...

– Она ушла? – услышал Андрей голос Равиля.

– Да... Ее больше нет.

– Ты возвращаешься?

– Здесь мне больше нечего делать... Появились какие-то люди, что-то ищут... Они чужие.

Равиль коснулся пальцами лба Андрея, и он тут же открыл глаза.

– Ты в порядке?

– Да... Вполне. – Андрей сел в кресле, оглянулся по сторонам. – Света разделась, чтобы встретить меня в таком вот виде... У нас с ней иногда случались разные шалости... Вот она и решила немного удивить меня, порадовать, побаловать... Прости, говорит... – И на этом слове Андрей не выдержал: закрыв лицо руками, он наклонился, зажал голову коленями и только по вздрагивающей спине можно было догадаться о его состоянии. – Прости, говорит... И исчезает... И исчезает...

– Она вернется, – сказал Равиль.

– Как вернется? – Андрей поднял мокрое лицо.

– Ты еще сможешь с ней поговорить...

– Света сказала, что ее убил тот же человек, что и Лену... И еще... На кладбище вроде есть камень со странной надписью... И его надо найти... Камень старый... Давно он там... Камень... – Андрей замолчал и, откинувшись на спинку кресла, потерял сознание.

– И так бывает, – спокойно произнес Равиль.

В поисках Наташи Амок обошел весь Коктебель – забегаловки, рестораны, шашлычные, – но все было напрасно. Несколько раз заглядывал к ней домой, но и там ее не было – висячий замок висел снаружи. Он понимал, что она могла затаиться с кем-нибудь и за висячим замком, но такой подлянки он от нее уже не ожидал. Последние несколько ночей, которые они провели вместе, давали ему если и не уверенность, то хотя бы надежду.

После обеда прошел сильный, но недолгий дождь, в воздухе посвежело, стало прохладнее. Несмотря на явный успех в отношениях с Наташей, тревога в его душе не исчезала и взгляд оставался прежним – затравленным.

Он не понимал, что происходит.

Все, что с Амоком случалось до сих пор, несмотря на все южное разнообразие, оставалось ясным и понятным. Да, бывали обиды, оскорбления, бывали встречи откровенно счастливые или разорительные, но при этом они оставались понятными, он всегда знал, как вести себя дальше. Бывало – прогоняла его красотка, и он уходил. Иногда сама приставала – он откликался, охотно и легко. Но то, что происходило у него с Наташей, не лезло ни в какие ворота.

– Мужик, ты чего, болеешь? – допытывались друзья.

– Ага, – кивал Амок. – Прихварываю.

– А что случилось?

– Это... Кашель. А иногда зуд.

– А в каком месте зуд-то?

– Да в том самом, – уклонялся Амок от дальнейших расспросов и уходил, уходил в места, где никто к нему не приставал. Не мог же он сказать, что постоянно чувствовал в груди собственные разорванные, сочащиеся кровью внутренности. Он только сейчас понял, что за словами «болит сердце», «болит душа» стоит истинный смысл этих слов. Оказывается, душа может не просто болеть, а болью своей доводить до беспамятства.