Филлис Джеймс - Женщина со шрамом

Дэлглиш знал, что последние, грубовато произнесенные слова Клары означают подтверждение, что он признан и что это признание, раз уж оно ему даровано, отныне сделает его неуязвимым для нападок. Теперь он радовался тому, что какие бы незнакомые люди, сложные проблемы и трудные задачи ни ожидали его в ближайшие несколько дней, он сможет живо представить себе, как Эмма проводит свои выходные, а для нее этот конец недели будет счастливым и радостным.

Для детектива-инспектора Кейт Мискин ее квартира на северном берегу Темзы, вниз по течению от Уоппинга, знаменовала ее собственные достижения в единственной форме, с ее точки зрения дававшей хоть какую-то надежду на непреходящесть, увековеченную в металле, кирпиче и дереве. Только еще собираясь вступить во владение ею, она понимала, что квартира слишком дорого стоит, и первые годы выплаты по ипотеке требовали значительных жертв. Но Кейт охотно приносила эти жертвы. Она до сих пор не утратила того радостного волнения, какое испытала, впервые пройдя через комнаты, полные света, наслаждаясь возможностью засыпать и просыпаться под изменчивое, но безостановочное биение речного пульса. Квартира была на верхнем этаже, угловая, с двумя балконами, откуда открывался широкий вид: с одного — вверх по течению реки, с другого — на противоположный берег. Лишь в самую плохую погоду Кейт не удавалось выходить на балкон: она любила тихо стоять там, пристально наблюдая за меняющимися настроениями реки, размышляя над мистической властью Темзы — «смуглого бога» Т.С. Элиота, глядя на бурление прилива, на сверкающую голубизну потока под жарким летним небом, а с наступлением ночи — на черную шелковистую шкуру, исхлестанную полосами света. Она выглядывала знакомые суда, словно ждала возвращения друзей: вот катера Управления Лондонского порта и речной полиции, вот — драгеры и тяжело груженные баржи, а летом — прогулочные яхты и небольшие круизные лайнеры; но самыми волнующими среди всех были высокие парусники, чьи юные матросы выстраивались у поручней, пока корабль шел с величественной медлительностью вверх по течению и проходил под огромными воздетыми руками Тауэрского моста в Лондонский Пул. [14] Лондонский Пул — участок Темзы ниже Лондонского моста: выше по реке океанские суда не поднимаются (букв. Лондонский пруд).

Эта квартира никак не могла бы больше отличаться от тесных комнатушек на седьмом этаже Эллисон-Феаруэзер-билдингз, где Кейт росла под присмотром бабушки, от вони лестничных клеток, от искалеченных вандалами лифтов, опрокинутых мусорных контейнеров, от крикливых голосов и непроходящего ожидания опасности. Маленькой девочкой она просыпалась в этих городских джунглях испуганная, с настороженным взглядом. Детство ее определялось словами бабушки, сказанными соседке, когда Кейт было всего семь лет, и до сих пор не забытых: «Если уж ее мамочке надо было иметь незаконнорожденного ребенка, могла хотя бы остаться жить, чтобы за ней ухаживать, а не сваливать ее на меня. Она даже не знала, кто отец, а если и знала, не говорила». Подростком Кейт научилась прощать бабушку. Усталая, загнанная работой, полунищая, она пыталась без чьей-либо помощи справиться с ношей, которой не ожидала и которую не хотела нести. А у Кейт навсегда осталось твердое убеждение, что не знать ни одного из родителей означает жить, утратив существенную часть своего «я», жить с дырой в душе, которую ничто никогда не сможет заполнить.

Но теперь у нее была квартира, была та работа, какую она любила и умела хорошо делать, и еще полгода назад у нее был Пьер Таррант. Оба они подошли совсем вплотную к любви, и хотя ни он, ни она не произносили этого слова, она понимала, насколько ярче стала ее жизнь благодаря Пьеру.

Он в свое время ушел из Особой следственной группы Дэлглиша в антитеррористический отдел Столпола, и хотя многое в его теперешней работе было секретным, они могли вместе вспоминать те дни, когда работали бок о бок. Они говорили на одном языке, он понимал суть полицейских недоговоренностей, как не способен был бы понять ни один штатский. Кейт всегда находила Пьера сексуально привлекательным, но пока они работали вместе, прекрасно понимала, что роман с ним неминуемо приведет к катастрофе. А.Д. был абсолютно нетерпим ко всему, что могло помешать работе группы, и один из них, а возможно, и оба получили бы другое назначение. Но ей казалось, что годы работы бок о бок, когда приходилось разделять друг с другом опасность, разочарования, усталость и успех и даже порой соперничество за одобрение А.Д., так прочно их связали, что, когда они стали любовниками, это оказалось естественным и радостным подтверждением того, что существовало всегда.

Однако шесть месяцев назад Кейт положила конец их отношениям и не жалела о своем решении. Для нее стало непереносимым житье человеком, который ей неверен. Она никогда не надеялась на постоянство в каких бы то ни было отношениях: ни в детстве, ни в юности ничто ей ничего подобного не сулило. Но то, что для Пьера было всего лишь безделицей, для нее означало предательство. Она отослала его прочь и с тех пор его не видела и ничего о нем не слышала. Теперь, оглядываясь назад, она говорила себе, что была наивна. В конце концов, она же прекрасно знала о его репутации. Разрыв произошел, когда она в последний момент решила все-таки пойти на прощальную вечеринку Шона Макбрайда. Вечеринка грозила вылиться в очередную пьянку, а Кейт давно уже переросла такие прощальные сборища. Однако ей пришлось какое-то время работать с Шоном, когда она еще была констеблем-детективом: он был хорошим начальником, всегда готовым помочь и лишенным широко распространенного тогда предубеждения против женщин-полицейских. Она решила, что просто появится там, пожелает ему удачи и уйдет.

Пробиваясь сквозь толпу, она увидела Пьера в центре хрипло орущей группы. Блондинка, обвившаяся вокруг него, была так скудно одета, что мужчинам трудно было решить, где остановить взгляд — на ее промежности или на ее бюсте. Сомнений в характере их отношений быть не могло: это просто призовой заезд, и оба рады это продемонстрировать. Пьер увидел Кейт сквозь неожиданную брешь в беспорядочно движущейся толпе. На миг их глаза встретились, но прежде чем он успел пробиться сквозь толпу к Кейт, она уже ушла.

Рано утром он явился к ней, и разрыв был оформлен. Большая часть сказанного тогда уже забылась, но несвязные отрывки разговора по-прежнему звучали у нее в голове, словно мантра.

— Слушай, Кейт, это все не важно. Это ничего не значит. Она не имеет никакого значения.

— Я знаю. Именно против этого я и возражаю.

— Кейт, ты требуешь от меня слишком многого.