Филлис Джеймс - Женщина со шрамом

Беря контроль над ситуацией в свои руки, Бентон назвал себя и представил К-Д Уоррена, затем прошел к столу и спросил:

— Может быть, сядем здесь? — И сел спиной к окнам, выходящим в сад, добавив: — А вы, мистер Бойтон, не сядете ли напротив?

Бойтону не оставалось ничего иного, как взять стул по другую сторону стола и сесть так, что свет из окон падал прямо на его лицо. Было очевидно, что им по-прежнему владеет какое-то сильное чувство — горе ли, страх или, может быть, и то и другое вместе, и выглядел он так, словно провел бессонную ночь. Лицо было желтовато-серым, на лбу блестели капельки пота, синие глаза припухли и спрятались в темных кругах. Однако он был свежевыбрит, и Бентон ощутил целую смесь запахов: мыло, лосьон после бритья и, когда Бойтон говорил, чуть слышный запах алкоголя в его дыхании. За короткое время после его приезда он ухитрился преобразить комнату так, что она стала выглядеть неприбранной и грязной. На сушильной доске рядом с раковиной — тарелки с присохшими остатками еды и грязные стаканы, в раковине — пара кастрюль, а переброшенное через спинку стула длинное черное пальто, пара испачканных глиной кроссовок у балконной двери и раскрытые газеты, брошенные на кофейном столике, довершали атмосферу общей неухоженности — помещения, в котором живут лишь временно и без удовольствия.

Глядя на Бойтона, Бентон думал, что такое лицо запоминается навсегда: светлые, золотистые волосы, густыми волнами безыскусно спадающие на лоб, замечательные глаза, сильная линия рта с идеально очерченными губами. Однако это была не та красота, что могла бы противостоять усталости, болезни или страху. Уже были заметны признаки упадка — недостаток живой энергии, мешки под глазами, чуть обвисшие мускулы вокруг рта. Тем не менее, если он и подкрепился, чтобы выдержать испытание, когда он заговорил, слова произносил четко и внятно.

Сейчас, обернувшись к плите и махнув в ту сторону рукой, он предложил:

— Кофе? Чай? Я еще не завтракал. Честно говоря, я не помню, когда в последний раз ел. Однако я не должен зря тратить полицейское время. Или кружка кофе может быть расценена как взятка и коррупция?

— Вы хотите сказать, что не в состоянии отвечать на вопросы? — спросил Бентон.

— Я настолько в состоянии, насколько могу быть в сложившихся обстоятельствах. Я полагаю, что вы-то воспринимаете убийство походя, сержант… вы ведь сержант, я правильно запомнил?

— Сержант-детектив Бентон-Смит и констебль-детектив Уоррен.

— Все остальные воспринимают убийство с огорчением, особенно если жертва — их друг, но, разумеется, вы ведь просто выполняете свою работу, что в наши дни может извинить практически все, что угодно. Я полагаю, вы хотите, чтобы я выложил вам все мои подробности… это как-то неприлично прозвучало… мое полное имя, адрес, если, конечно, Уэстхоллы еще не снабдили вас этими сведениями. У меня была квартира, но пришлось от нее отказаться — некоторые осложнения с хозяином, знаете ли, из-за арендной платы, — так что я живу сейчас у своего делового партнера, в его доме на Мэйда-Вейл.

Он назвал адрес и помолчал, наблюдая, как Уоррен его записывает, медленно водя огромной рукой над блокнотом.

— А каким именно делом вы сейчас занимаетесь, мистер Бойтон? — спросил Бентон.

— Можете записать, что я — актер. У меня есть членский билет актерского профсоюза «Экуити», и время от времени, если представляется такая возможность, я играю. А еще я, что называется, предприниматель. У меня рождаются идеи. Некоторые из них срабатывают, некоторые — нет. Когда я не играю и у меня не рождаются яркие идеи, мне помогают друзья. А когда и это не срабатывает, я обращаюсь к благожелательному правительству за тем, что так смешно называется пособием по безработице.

— А здесь что вы делаете? — спросил Бентон.

— Что за вопрос? Я снял этот коттедж. Я за него заплатил. У меня отпуск. Вот что я здесь делаю.

— Но почему именно в это время? Декабрь — не самый благоприятный месяц для отпуска.

Синие глаза пристально смотрели на Бентона.

— Я мог бы спросить у вас, что вы здесь делаете? Я выгляжу здесь гораздо более на своем месте, чем вы, сержант. Речь у вас — очень английская, лицо очень… ну, скажем… индийское. И все же, возможно, именно это помогло вам получить такую работу. А ведь, наверное, не такое уж простое дело — работа, которую вы для себя избрали. Не простое — для ваших коллег, я хочу сказать. Одно неуважительное или недостаточно учтивое слово о цвете вашей кожи, и их могут уволить или выволочь на какой-нибудь трибунал, занимающийся межрасовыми отношениями. Вы вряд ли вписываетесь в культуру полицейской столовки, не так ли? «Этот — не из нашей тусовки». С этим нелегко справиться.

Малколм Уоррен поднял голову и чуть заметно покачал ею, словно осуждая новый пример стремления человека, попавшего в яму, зарываться все глубже и глубже, затем снова вернулся к своим записям, по-прежнему медленно водя ручкой по странице блокнота.

Бентон спокойно попросил:

— Будьте любезны, ответьте на мой вопрос. Почему вы оказались здесь именно в это время?

— Потому что мисс Грэдвин просила меня приехать, вот почему. Она записалась сюда на операцию, которая должна была изменить всю ее жизнь, и ей хотелось, чтобы рядом был друг — провести с ней неделю, пока она будет выздоравливать. Я приезжаю в этот коттедж довольно регулярно, как, вероятно, мой кузен и кузина вам уже сообщили. Может быть, именно потому, что мой двоюродный брат, Маркус Уэстхолл, работает здесь ассистентом хирурга, и я рекомендовал Роде Манор, она и поехала сюда. Во всяком случае, она сказала, что я ей нужен, и я приехал. Я ответил на ваш вопрос?

— Не вполне, мистер Бойтон. Если ей так хотелось, чтобы вы были рядом, почему же она ясно дала понять мистеру Чандлеру-Пауэллу, что не желает никаких посещений? Так он говорит. Вы обвиняете его во лжи?

— Не надо приписывать мне ваши слова, сержант. Она могла передумать, хотя мне кажется, это на нее не похоже. Она могла не захотеть меня видеть, пока повязку не снимут и шрам не заживет, или сам Великий Джордж мог счесть неразумным с медицинской точки зрения, чтобы ее посещали, и наложил запрет. Откуда мне знать, что произошло? Я знаю только, что она просила меня приехать, и я собирался пробыть здесь до ее отъезда.

— Но вы послали ей текстовое сообщение, верно? Мы обнаружили его на ее мобильнике. «Случилось что-то очень важное. Необходим твой совет. Прошу тебя, разреши мне прийти, пожалуйста, не запирайся от меня». Что же такое важное случилось?

Ответа не последовало. Бойтон спрятал лицо в ладонях. Этот жест, как подумал Бентон, мог быть вызван попыткой скрыть охватившие его чувства, но это было и весьма удобным способом привести в порядок мысли. Помолчав несколько мгновений, Бентон спросил: