Антон Леонтьев - Интервью с магом

Директриса оказалась крепким орешком – дала признательные показания, но касательно выкупа молчала. Видимо, решила, что поведение собаки на сене лучше всего: если миллионы не достались ей, то пусть не достанутся никому. Тем более, она уже смирилась и со смертью сына, и с тем, что отправится до конца жизни за решетку.

Дальнейшее несложно вообразить: узнав о том, что Маша нашлась, в Ленинске высадился целый десант людей Сальвадора Аскольдова. Чуть позже пожаловали и наемники Золотой Антилопы, но бояться их нам уже не стоило: Роксана заплатила еще один выкуп, новые тридцать миллионов, и ее дочку выпустили. Калечка была жива и невредима, и никто не отрезал у нее уха, не вырывал глаза – все это были жесты устрашения со стороны похитителей. Скорое всего, они презентовали миллиардерше части бесхозного трупа. Девочка ничего не помнила, находилась в шоке, так что вывести на след бандитов была не в состоянии.

Насколько мне стало известно, между Аскольдовым и мадам Петрухиной царила «холодная война», которая едва не завершилась атомным взрывом. Однако после того, как каждый из них получил то, что хотел, страсти улеглись.

Мне было крайне тяжело расставаться с Машей, но ничего не поделаешь – Аскольдов являлся ее официальным опекуном. Я обещала девочке, что буду регулярно навещать ее, а художник обещал не препятствовать этому.

В середине декабря мы отправилась в одну из элитных клиник, куда меня пригласил не кто иной, как яппи Илья Плотников. Чего он хотел, я не ведала, однако пришла без боязни, хотя бы потому, что так имела возможность снова увидеть Машу.

Марк был занят – вскоре предстояла премьера его шоу иллюзий, и он проводил вместе со своими помощниками за шлифовкой трюков едва ли не двадцать четыре часа в сутки. Дела у нас шли на лад, и я подозревала, что вскоре встанет вопрос о моем переезде к Марку.

Дверь кабинета открылась, я увидела Машу. Она бросилась ко мне, я поцеловала ее и поймала на себе изучающий взгляд вошедшего вслед за ней Плотникова. Плевать мне, какие приказания он получил от своего шефа, девочку я люблю, как свою дочь.

Помимо того появился пожилой профессор с седой бородкой, делавшей его похожим на всесоюзного старосту Калинина. Мое сердце почуяло неладное, когда профессор провозгласил:

– Ну-с, дамы и господа, приступим!

Я обратила внимание на двух техников, вошедших вместе с Ильей. Один из них возился со штативом, на котором была укреплена камера, другой задраивал жалюзи. Кабинет погрузился в приятный полумрак.

– Маша, расслабься, – произнес Илья, когда девочка уселась в большое удобное кресло.

Я немедленно заявила:

– Что вы хотите сделать с девочкой? Оставьте ее в покое! Ей и так пришлось пережить много всего!

– У господина Плотникова имеется оригинальная идея, объясняющая феномен переселения душ, во всяком случае, в деле Маши и Феликса, – сказал профессор, поглаживая бородку. – Я ознакомился с теорией господина Плотникова и считаю, что она имеет право на существование. Тем более, что при помощи нее можно разъяснить все неразъяснимые, казалось бы, явления, и для этого не требуется прибегать к доктрине реинкарнации.

Я с неприязнью взглянула на яппи и кисло заметила:

– И что за теория? Ведь Машу уже проверяли на детекторе лжи, и заумная машина постановила: девочка не врет! А все сведения, сообщенные Машей, в точности совпали с реальностью. Ведь именно она привела нас к могиле Феликса, именно она знала, что будет похищена дочка Роксаны Петрухиной. И не говорите мне, что девочка ткнула пальцем в небо!

– Никто подобного и не утверждает, – продолжил профессор. – Но чтобы подтвердить или опровергнуть теорию господина Плотникова, необходим сеанс ретроспекции...

Я немедленно заявила протест:

– Во время одного сеанса у Маши случился эпилептический припадок! Я против!

– Теть Кать, не мути воду, я согласна, – поерзав в кресле, вступила в разговор сама Маша. – Потому что дядя Илюша обещал, что ничего плохого не случится. Да и мне самой жутко хочется узнать – неужели во мне в самом деле живет душа Феликса? Вернее, мне очень хочется, чтобы это было не так, тогда Сальвадор оставит меня в покое.

Дядя Илюша! Вот как она называет этого мерзавца яппи! Тут мне пришла в голову странная мысль, и я спросила:

– А сам Аскольдов в курсе происходящего? Вряд ли в его интересах доказать, что Маша – не Феликс.

– Господин Аскольдов знает, что мы прибыли в клинику, однако он не в курсе истинной причины визита, – ответил Илья. – Он полагает, что Маше предстоит пройти медицинское обследование. Профессор был так любезен, что согласился помочь нам.

Гм, утереть нос Аскольдову я была бы чертовски рада. И если сомнительный эксперимент докажет, что в теле Маши не живет душа Феликса, тогда девочка вырвется из золотой клетки. Только вот каким образом это все можно доказать? Я не имела ни малейшего понятия.

– В случае необходимости Маше будет оказана квалифицированная медицинская помощь – за дверью дежурит медсестра, – рассеял мои сомнения профессор. И повторил: – Ну-с, приступим!

Илья квинул оператору, а профессор, подойдя к Маше, полулежавшей в кресле, произнес ласковым голосом:

– Сейчас ты почувствуешь тяжесть во всем теле... Тебя непреодолимо клонит в сон... Ты слышишь мой голос и будешь выполнять мои просьбы...

Он погрузил ее в транс, а затем попросил девочку в мыслях вернуться в недавнее прошлое. Более всего профессора интересовала отчего-то церковь, расположенная в Ленинске около детского дома, а также отец Нектарий. Профессор пожелал узнать у Маши, не стала ли она свидетельницей разговора между Сергеем Плаксиным и батюшкой.

Внезапно я вспомнила слова директрисы – та обвиняла сына в том, что он выложил всю правду отцу Нектарию во время исповеди. Поэтому-то она и собиралась убить священника. Исповедь! Ну конечно – исповедь!

И Маша в самом деле вспомнила. Она оказалась свидетельницей исповеди – Плаксин, истово поверивший в колонии в Бога, каялся в своих преступлениях отцу Нектарию. Вернее, каялся он не во всех многочисленных грехах, перечислять которые пришлось бы неделю кряду, а в одном определенном грехе, самом, как он считал, жутком грехе, о котором пока никому не рассказывал. Речь шла о похищении и убийстве Феликса.

Девочка любила проводить свободное время в церкви, так было и в тот раз – она поздно вечером оказалась в пустом храме. Никого там больше не было: отец Нектарий исполнил просьбу Плаксина и принял его исповедь не во время богослужения.

Самое интересное заключалось в том, что у Маши в тот вечер случился эпилептический припадок. Она стала невольной слушательницей чужой исповеди, даже сама о том не подозревая: девочка находилась в сумеречном состоянии, в полусне, приходя в себя после припадка. Поэтому, естественно, не могла помнить, что стала свидетельницей жуткого рассказа. Во всяком случае, не могла помнить это сознательно. Но в ее подсознании отложились каждая деталь, каждое слово!