Елена Михалкова - Дудочка крысолова

– Мы не скажем Ханне, – добавила она, обернувшись в сторону ивы, росшей неподалеку от берега.

– Кто такая Ханна?

– Ханна – это наша нянька. Она спит. И она очень глупая, – пренебрежительно поведала девочка.

«Нянька?!» Крысолов оглядел детей внимательнее, забыв о том, что собирался миновать их как можно быстрее. Трое выглядели оборванцами, но прочие, даже перепачкавшись в глине и песке, были слишком чистенькими для босяцкого отродья. Он присел перед ними на корточки, задал несколько вопросов, и от тех ответов, что он услышал, с его губ едва не сорвался удивленный свист.

Трое из этих десяти ребят принадлежали к какой-то важной семье Хамельна. Их родовое имя ничего не говорило Крысолову, да это и не имело большого значения. Нянька сопровождала детей повсюду и, конечно же, поволоклась за ними на реку, но здесь ее сморило, и она свалилась спать.

Крысолов глубоко вздохнул и обернулся к башням города. Святой Петр, не оставляющий своим заступничеством бродяг и крысоловов, снова явил великую милость. Оставалось лишь не сбиться с правильного пути.

Крысолов не умел разговаривать с детьми. Но эти слушали так жадно, что от него потребовалось совсем немногое. Он развязал мешок, вынул одну из коробочек и бережно отсыпал две крошечных щепотки снадобья в пустую флягу с широким горлышком. Зачерпнул воды из реки, хорошенько взболтал и сделал вид, что пьет – под испытующими взглядами детей.

Судя по их лицам, они ожидали, что он на глазах превратится в крысу и юркнет в нору под корнями, и были огорчены, когда этого не случилось. Крысолов объяснил, что его волшебный порошок дарит удивительную способность – находить золото, спрятанное карликами. Выпивший этой воды слышит голоса, подсказывающие, куда идти, чтобы откопать клад. Говорил он мало, скупо роняя слова, и тем самым окончательно убедил их в своей правдивости.

А можно им тоже глотнуть немного этого чудесного средства? Они только попробуют, всего лишь по глоточку! Поначалу он отказывался, изображая жадность, но в конце концов дети уломали его – лишь с условием, что каждый выпьет не больше двух глотков, может быть, трех. Они согласились и с горящими глазами сгрудились вокруг него.

Он вливал каждому в рот по два глотка, следя за тем, чтобы не перелить состава. Поколебался, стоит ли давать яд младшему, но тот, сообразив, что ему клада не достанется, разревелся так оглушительно, что Крысолов испугался – могла проснуться нянька. Влив мальчишке один небольшой глоток, он закупорил флягу и приготовился ждать.

Состав подействовал быстро. Сперва они начали зевать, затем глаза у детей помутнели, а движения стали вялыми и расслабленными. От каждого из них теперь исходил резкий запах, чуть сладковатый, с гнильцой. Он рассадил всех десятерых на траве, внимательно осмотрел – в его намерения вовсе не входило лишать кого-то из них жизни – и с облегчением убедился, что на каждого снадобье действует как надо.

Когда он заговорил, они сперва не откликнулись, но затем послушно встали и пошли за ним. К счастью, брод был неглубоким, иначе дети потонули бы, как слепые кутята. На другом берегу он оглядел их, медленно и громко объяснил, что они должны сделать дальше, и, убедившись, что все услышали его, повел свое маленькое стадо к холмам.

Оглядываясь на сонную мелюзгу, он чувствовал, как дьявол внутри него хохочет и потирает руки. Пусть только попробует бургомистр теперь не заплатить сполна за его работу и за то оскорбление, что ему нанесли! Город Хамельн надолго запомнит его! Десять детей, десять маленьких голубков, десять сундучков с золотом у него в руках, идут за ним следом, послушные, как овечки, и готовы исполнить каждое его приказание. Крысолов знал, что действия раствора хватит ненадолго и что отупение, вызванное им, быстро спадает, но надеялся успеть добраться до пещер прежде, чем это случится.

От крика, раздавшегося сзади, он вздрогнул, обернулся – и грязно выругался. Их догоняла женщина – краснолицая, мокрая, запыхавшаяся… Сперва он решил, что нянька проснулась и бросилась вслед – дорога просматривалась издалека, а шли они неторопливо, приноравливаясь к шагу самых мелких, – но женщина подбежала ближе, и Крысолов с изумлением узнал в ней жену бургомистра. Она едва не валилась с ног – видно, бежала за ними от самого Хамельна.

– Стойте! Стойте!

Поравнявшись с последним из детей, она все-таки упала на дорогу, в пыль, и даже не нашла сил подняться – лишь обратила к детям перепуганное лицо:

– Коринна! Дагмар! Курт! Куда вы идете?! Вы сошли с ума?! Вернитесь сейчас же!

– Они тебя не слышат, – холодно бросил Крысолов, рассматривая ее, как пойманную крысу в мышеловке.

Лизетта и сама увидела по их лицам, что творится что-то странное, и, с трудом поднявшись из пыли, бросилась трясти их одного за другим. Перед старшей девочкой она замерла, вглядываясь ей в глаза и бормоча «Коринна! Коринна!», а затем подскочила к Крысолову и вцепилась в него:

– Что ты с ними сделал?! Отвечай! Что?! Они умрут? Они умирают?!

Он оттолкнул ее в сторону:

– Мертвые они мне ни к чему! Перестань визжать и заткнись, иначе сделаешь им хуже!

Угроза подействовала на женщину – она испуганно помолчала, утирая слезы, затем спросила:

– Куда ты их ведешь?

Теперь настала его очередь молчать. Он смотрел на нее, и от его взгляда она попятилась назад. Крысолов опасался, что у нее хватит сил убежать, но, когда он подошел, разматывая веревку с пояса, Лизетта покорно протянула руки. Ее безропотность заставила его нахмуриться, подозревая ловушку, на которые только и способны женщины, но запястья он связал ей не за спиной, как намеревался, а спереди, зная, что так идти ей будет легче.

Час спустя путник, случайно оказавшийся неподалеку от Хамельна в лесах, что окружают узкой полосой вересковые холмы, мог бы увидеть необычную процессию. По широкой тропе, ведущей к Чертовым Пещерам, шли дети – около дюжины мальчишек и девчонок, странно молчаливых и сосредоточенных. За ними брела женщина в платье с рваным подолом и чепце, сползшем на одно ухо, и веревка от ее связанных рук тянулась назад – к высокому худому человеку с мешком за спиной. Человек зачерпывал что-то, похожее на желтую труху, из висевшей на поясе небольшой котомки и разбрасывал по тропе за собой.

– Зачем ты это делаешь? – подала голос Лизетта, и Крысолов вздохнул.

Они шли не так долго, но она успела освоиться и даже, кажется, смирилась со своим унизительным положением. А освоившись, начала задавать вопросы. На первых порах он пытался отмалчиваться, но тогда она сама принялась высказывать предположения, а долго слушать это Крысолов был не в состоянии.

– Зачем ты рассыпаешь песок?

– Это не песок.