Марина Крамер - Марго, или Люблю-ненавижу

Колоритная внешность Лео не оставляла нас без постороннего внимания – огромный, с длинными, чуть вьющимися седоватыми волосами, он напоминал холеного льва, степенно вышагивающего по тротуару. К собственному удивлению, я не испытывала к нему больше ничего, кроме приязни. А ведь раньше, бывало, мы часами не вылезали из постели в его большом доме неподалеку от стадиона. Надо же, как все меняется со временем…

Уютный ресторанчик с красными клетчатыми скатерками и настоящими фиалками в горшочках мы нашли, и сангрия там оказалась приличная – уж кто-кто, а Лео понимал в этом. Именно он научил меня пить ее, и с тех пор я частенько держала на столе большой кувшин со сладким красным вином, добавив в него еще и яблоки с апельсинами.

Разговоры ни о чем – это так похоже на нас с Лео… Болтать о ерунде – и умолчать о главном. Я прекрасно видела, что он рад нашей встрече, не забыл, как… Эх, ну что со мной, почему я сижу тут, как каменное изваяние, и никак не реагирую на исходящие от него волнами призывные флюиды? Что со мной случилось за эти годы, неужели больше никогда я не посмотрю с интересом на мужчину? Неужели Рома все убил во мне? Или – Алекс?

– Марго… А ты с кем здесь?

– Я? Я… ну, словом, это неважно, Лео, какая разница, с кем? Сейчас вот с тобой сижу.

Он с удивлением посмотрел на меня – прежняя Марго не позволяла себе такого тона. У Мэри я набралась этого, что ли?

– Ну, чего ты ждешь? Пригласи меня к себе, что ли.

Я не боялась показаться навязчивой или распущенной – Лео сто лет меня знал, чтобы напрягаться. Напротив, ему же легче, не нужно придумывать повод, искать слова. Просто и ясно – ты меня хочешь? Идем – получишь.

Его дом находился в противоположной стороне от дома Алекса, на севере Цюриха. Большой дом, основательная мебель, большие чайные чашки – у Лео все и всегда напоминало атрибутику средневекового великана. Мне порой казалось, что вот-вот он вынет из холодильника говяжью лытку и начнет смачно грызть ее, то и дело сплевывая на пол. Откуда такие фантазии – не представляю. Лео – типичный европеец, очень ухоженный, с безупречными манерами, с чувством стиля и неплохим вкусом – просто любит все большое и основательно сделанное – ну, при его габаритах чему удивляться? Вечно я сказки сочиняю…

Лео миндальничать не стал. Как, впрочем, и всегда – сразу перешел к делу, уволок меня в спальню и повалил на постель. Раньше я бы испытала по этому поводу бурю эмоций – от слез до немого восторга, но сегодня что-то шло не так, хотя, возможно, я просто отвыкла от него.

Лео тоже почувствовал непорядок, откатился от меня, закурил, поставив пепельницу на грудь, и спросил, глядя в потолок:

– Марго, что-то не так? Ты совсем чужая…

– Я отвыкла, Лео… успела забыть тебя за эти годы.

– Ты очень изменилась.

– Это хорошо или плохо? – Я завернулась в одеяло и села, поджав под себя ноги.

Лео оторвался от изучения потолка и посмотрел на меня.

– Я пока не понял. Но ты совсем другая, не та, что была тогда в Барселоне.

– Ну… у меня много всего случилось в жизни…

Лео отрицательно покачал головой, давая мне понять, что вникать в мои жизненные перипетии не желает. В этом, кстати, заключалось его самое ценное, на мой взгляд, качество – он никогда не лез в мою жизнь, не интересовался подробностями, просто любил меня – и все. Я же не испытывала потребности поделиться с ним – для этого у меня существовала Мэри, а раньше – дневник. Я вообще не понимаю мужчин, дотошно выспрашивающих у любовниц какие-то детали, мелочи – да просто позволяющих себе лезть в чужую жизнь. В этом смысле Лео был идеальным.

Я вдруг ощутила непреодолимую тягу к нему, отняла сигарету и, затушив ее в пепельнице, улеглась на Лео сверху:

– А мы можем повторить?

– Запросто! – захохотал Лео, и от раскатов его смеха мне стало легко и свободно.

Домой я вернулась поздно, пьяненькая и в прекрасном расположении духа. Мэри сидела у камина, закинув ноги в длинных теплых гетрах на подлокотник кресла. В руке ее я заметила плоскую широкую рюмку с коньяком.

– Мэри, ты обещала! – укоризненно проговорила я, бросив сумку на пол и опустившись на ковер у ног Мэри.

Она подняла на меня глаза:

– Ты не могла мне позвонить? Просто набрать номер и сказать: Мэри, я задержусь, не жди меня? Например, для того, чтобы Алекс не звонил и не орал на меня, как будто я проштрафившаяся школьница.

Мне стало стыдно. Я отключила мобильный, едва мы с Лео оказались в кафе, и мне в голову не пришло, что Мэри будет волноваться, а Алекс и вовсе устроит истерику, на кои он оказался горазд. Ничего себе – за хлебушком сходила…

– Мэри… прости, – покаянно прошептала я, уткнувшись лбом в ее колено. – Я не подумала… А он – где?

– Тебя ищет, – ухмыльнулась Мэри, залпом выпив коньяк. – Приехал час назад, пробежался по дому, поорал на меня в воспитательных целях – и уехал.

– Черт… – пробормотала я. – Он же сейчас весь Цюрих на уши поставит.

Вытащив телефон, я набрала номер. Трубку долго никто не брал, потом раздался голос Алекса:

– Что, нагулялась?! Дома уже?

– Дома. Со мной все…

– Я приеду и объясню тебе, что с тобой не все в порядке! – загремел он. – Ты что творишь, Марго?!

– Да что ты так возбудился-то? Я встретила… приятельницу, – с запинкой начала врать я, но провести Алекса мне удавалось крайне редко.

– А она носит брюки и курит трубку с черешневым табаком – да?

О, черт… откуда он это-то знает?! Лео действительно курит трубку и всем видам табака предпочитает ароматизированный черешней.

– Алекс…

– Все, хватит. Скоро приеду.

Я убрала телефон и шумно перевела дух. Мэри с интересом наблюдала за мной.

– Что – влетело? Папочка сердится?

– Не острила бы, – попросила я жалобным голосом. – Думаешь, мне нравится, когда он так себя ведет?

– Марго, поверь мне – если бы тебе это не нравилось, ты не терпела бы.

– Ох, надо же! И кто говорит? Женщина, которая столько лет терпела рядом с собой не охранника даже – а просто осведомителя? Того, кто докладывал ее мужу о каждом шаге?

– Ты не понимаешь, Марго. Я была зависима от Кости – он все сделал для этого. Я не работала, я жила в чужой стране, у меня не было ни подруг, ни просто близких людей. Как я могла сопротивляться?

Мэри замолчала, покручивая пустую рюмку в пальцах. Лицо сделалось чужим и холодным. Я в душе прокляла себя за болтливость – ведь прекрасно знаю, как тяжело она воспринимает все разговоры о Косте. То, что рядом с ней постоянно находился этот самый Гоша, контролировавший каждый шаг и немедленно докладывавший Косте о любом ее разговоре или взгляде в сторону другого мужчины, оскорбляло Мэри – но идти ей в самом деле было некуда. Костя приложил все усилия к тому, чтобы она не нуждалась ни в чем – но при этом запер в чужом доме, в чужой стране, лишив самого важного – простого общения с людьми, которых она любила. За все это время Мэри ни разу не видела отца, даже не говорила с ним по телефону – Костя запретил. Для меня он сделал исключение только единожды – когда уехал в Америку и позволил Мэри пригласить меня к себе, чтобы ей не было уж совсем одиноко. Жены Костиных приятелей по определению не могли составить ей компанию, даже он сам это признавал: домашние армянские женщины, занятые только детьми, кухней и домашним уютом, – о чем они могли говорить с выросшей в совершенно другой среде Мэри?