Анастасия Монастырская - Ненавижу

Игра многолика. Игровое шоу — развлекательное действо, где зрители, герои и ведущий передачи играют заранее определенную роль, но традиционно — телевизионным шоу управляет ведущий.

— Милый, ты будешь ужинать?

Вадим поморщился от звука этого голоса. Из всех возможных женщин отец почему-то выбрал Лику. Натуральную блондинку с ногами от ушей и огромными, как блюдца, карими глазами. В конторе ему завидовали все: такая красавица! К тому же и хозяйка отменная. А ему хоть волком вой, каждый вечер делая над собой мучительное усилие, и ложится с Ликой в постель. Когда она касалась его, Вадима била дрожь отвращения.

— Я не слышу, ты ужинать будешь? — Лика выглянула в коридор из кухни. Никакого халата: топ и джинсы. Как давно он хотел, чтобы она была, как все — в бигуди и в халате. Так намного легче ненавидеть и проще оправдать себя.

— Нет, спасибо. Поел по дороге.

— Папа! — кислый детсадовский запах, темно-красные колготки, гармошкой у щиколоток. На левой щеке акварельное пятно. — Ты мне что-нибудь купил?

Господи! Опять!

— Лика! Возьми ребенка! Мне нужно еще поработать, — Вадим бросил куртку в прихожей и бросился в кабинет. Хлопнул дверью. Повернул ключ для надежности.

Прислушался.

— Папа! Я хочу тебе показать картинку! Пусти, я хочу к папе!

— Детка, папа очень устал. Папа много работает. Почему не любит? Кто тебе это сказал? Какие глупости! Дура твоя Ксюша. Ничего она в папах не понимает. С чего ты взяла, что он тебя ненавидит? Конечно, папа тебя очень любит. Сильно-пресильно. Просто у взрослых столько проблем… Ты все равно не поймешь. Иди мыть руки, будем с тобой ужинать. А картинку подпишем и отдадим нашему папе завтра. То-то он обрадуется.

Угу. Как же.

Хоть в одном Лика права. У взрослых действительно слишком много проблем. И он действительно очень устал. Но вот что касается любви… Тут жена ошибалась. И по отношению к себе, и по отношению к дочери.

Дочь…

Его родители обожали внучку. Дашка стала для них долгожданным даром, символом того, что подозрения и страхи относительно сына остались в далеком прошлом. Баловали ее безмерно, Лику — возвели на пьедестал женского почета. Сам Вадим давно уже превратился в придаток к собственной семье.

— Тебе, сын, крупно повезло, — приговаривал при встрече отец. — Жена-красавица, дочка — прелесть.

Прелесть? Кто ж спорит! Но он так и не смог побороть в себе природной брезгливости, появившейся в день Дашкиного рождения.

Лика очень боялась рожать, внушив себе, что обязательно умрет. Не умерла. Настояла на том, чтобы он присутствовал при родах. Под давлением родни — своей и жениной — Вадим согласился, хотя и сопротивлялся до последнего. Примерно представлял, что его ждет, но надеялся, что будет держать жену за потную холодную руку, а все остальное скроет плотная ширма.

Роды были трудными, мучительными и долгими. Никакой ширмы. В него вцепилась обезумевшая от боли самка, располосовав когтями ладонь. Кровь хлестала на пол. Или ему казалось, что пол был в крови? Раскинутые ноги, пронзенные судорогой. Окровавленные перчатки… Выбившаяся из рубашки белесая женская грудь с торчавшим соском. Огромный живот с прожилками вен. Запах кала и боли. Головка младенца. Тонкая шейка, обмотанная пуповиной. Послед, который выдавливали всей бригадой, навалившись Лике на живот…

— Принимайте дочку, папаша!

Вадим выскочил из родильной палаты и склонился над каким-то ведром. Что может быть прекрасного между мужчиной и женщиной, если эта связь заканчивается ТАК?! И почему общество отвергает другие формы любви? По крайней мере, они не несут такой боли.

— Выпей, — врач-акушер протянул Вадиму стопку коньяка. — За счет заведения.

— Простите, — прошептал Вадим, брезгливо вытер рот платком и осушил залпом.

— За что? — удивился тот. — Нормальная реакция. Жена ведь тебя уговаривала, так? А ты не хотел. Но в конечном итоге она настояла. И вот результат…

— Вы думаете, так нельзя? — он присел на топчанчик, ноги совсем не держали, почему-то не хотелось, чтобы врач это заметил. — Лика просила быть с ней рядом. Разве можно отказать беременной женщине?

Прозвучало неискренне. Врач тут же заметил: и слабость в ногах, и фальшь на языке.

— Многие женщины настаивают на совместных родах, потом себе локти кусают. Баба, она ведь как думает? Кричать не буду, ведь я очень сильная, а кричат только слабые. Никакой боли не боюсь — был бы милый рядом. Да и вообще у нас все будет очень быстро и очень красиво. Муж нежно поцелует в лоб и прошепчет: "Тужься, любимая, тужься".

Розовая идиллия, мать ее. Но в реальности — кровь, разрывы, вой животный, и если клизму плохо поставили, то и дерьмо. Самое главное, никто ей в этот момент не нужен: ни муж, ни сват, ни брат. Она наедине с космической болью.

— Действительно так больно?

— За себя не скажу, не рожал, — усмехнулся врач. — Но пациенток спрашивал. Одна, знаешь, как сказала? Что во время родов тебя как бы разрывает изнутри, и, кажется, что этим разрывам нет конца и края. Пограничное состояние между жизнью и смертью. По-моему, они не от боли кричат, а от другого…

— Чего?

— Давая жизнь, они видят смерть. Вот, что самое страшное. Смерть может затянуть. Потому и больно. — Врач помолчал, потом достал фляжку из кармана халата и налил Вадиму еще в пластиковый стаканчик. — Пей, мужик, скоро легче станет. Сколько работаю, никак привыкнуть не могу. И почему мы норовим изобрести велосипед именно там, где не надо?! Что за мода такая — рожать вместе с мужем? Наши предки и близко не допускали мужчину к роженице, из всех родственников разве что мать могла присутствовать, да и то считалось дурной приметой. Мы же папашу тянем. Как на кастинг. Приходи на меня посмотреть! Ну, и что? Вот ты, к примеру, поддался на провокацию. Пришел. Увидел. Победил ее страхи? Наверное. А зачем? Знаешь, старик, говорят, что если в браке есть хоть одна малейшая трещина, мужу на родах присутствовать нельзя. Все чувства отрубает. Ладно, пошел штопать твою красавицу. Привет передавать?

— Не надо. Сам потом приду.

Но он не пришел. Сбежал. Прав оказался врач: трещина стала глубже, острее по краям. Лика это чувствовала, но молчала, по-женски надеясь, что все пройдет и будет, как раньше. Дашке в прошлом месяце исполнилось пять лет. И все это время они с Ликой не были близки. Ни разу.

Вадим включил компьютер и запустил игрушку с диска. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой. Палец яростно жал на кнопку мыши, словно взрывы там могли хоть как-то помочь здесь. Плохо, все плохо… И с каждым днем становится еще хуже. Словно в омут затягивает, и уже не выбраться. Ноги не чувствуют дна. Да и какое дно у бездны?

Жизнь совсем стала невыносимой два года назад.