Анастасия Монастырская - Ненавижу

— Я взяла тебе коньяк, а себе шампанского! — Жанна грациозно поставила перед ним поднос. — И еще пирожных.

— А кофе?

— Какой кофе утром? — отреагировала совершенно нелогично, но по-женски. Уселась рядом, прижимаясь бедром. — За тебя, дорогой, очень рада, что ты, наконец, добился того, чего заслуживаешь!

— И чего я заслуживаю?

— Успеха! — Жанна чокнулась с ним бокалом и пригубила игристое. Поморщилась. — Бодяга какая!

— А коньяк хороший! — брякнул Эдик и осекся.

— М-да? Тебе видней! Я вот, о чем хотела тебя спросить… — рука Жанны скользнула к его паху, игриво ущипнула. — Почему в студию никого не пускают?

— Кого — никого?

— Меня. К примеру, не пустили. Я хотела посмотреть декорации, но там такая охрана, президент позавидует. Эдик, лапа моя, пусти по старой памяти посмотреть, а?

— Зачем?

— Так ведь интересно! Вся страна об этом говорит! — удивилась Жанна. — Я даже завидую: твое шоу еще не началось, а рекламные сборы в три раза превысили мои. Честно говоря, не ожидала такого от тебя! — рука продвинулась на сантиметр, пальчики вновь ущипнули, напомнив о далеких забавах…

— Жанна, здесь же люди!

— А когда меня это останавливало?!

И то верно. Присутствие посторонних ее всегда только подзуживало. В кафе заглянул Колобок, увидев их вместе, нерешительно кивнул, и тут же исчез. Эдик приободрился. Эка!

— Слушай, открой тайну, а что там будет? Меня все спрашивают, а я не могу ничего путного сказать.

— А почему тебя все спрашивают?

— Я все-таки твоя жена.

— Бывшая, — с наслаждением отметил Эдик.

— Хочешь, я на один вечер стану настоящей?

Хотел ли он? Еще несколько месяцев назад, да что там месяцев, дней — да, хотел, мечтал, дергался от эротической судороги, а сегодня — как отрезало. Эка! Щелкни пальцами: и любая ляжет с ним в койку, да еще благодарить будет. Завтра эфир! Лучше шоу страны. И никто, кроме него, не знает, что именно там будет, и кто победит.

Бедный, бедный Колобок! Сколько неприятных сюрпризов его ждет завтра. Он думает, что все предусмотрел, что парочка эфиров. И он поменяет одного ведущего на другую ведущую, по совместительству — свою гражданскую жену. Он посмотрел на Жанну. Глаза блестели, щечки разрумянились, и без того короткая юбка задралась — "когда меня это останавливало"! Пальчики сыграли соло на затвердевшем инструменте. Говоришь, отрезало? Да нет! Все на месте. Все готово к бою. Собственно. Почему бы и нет?!

— Так ты хочешь? — нетерпеливо спросила она.

— Хочу!

— Тогда пойдем. Я знаю, одно миленькое местечко.

— Я тоже знаю это местечко, — ухмыльнулся Эдик. — Зачем нам куда-то идти? Давай здесь!

— Здесь? — накрашенный рот недоуменно сложился в буквы «о». Это завело его еще больше. Ему всегда нравились следы от губной помады на своем втором «я». Губное «О», большое, пульсирующее и очень объемное. От предвкушения заерзал.

— Здесь, детка! Именно здесь! Ныряй под стол. Давненько я тебя в такой позе не осязал.

Он чуть не кончил, когда она устроилось между его ног, дернув молнию. И почему он так любил эту стервозную ляльку? Неужели за ее накрашенный рот. Ох… Все может быть…

Когда Колобок еще раз заглянул в кафе, то он увидел лишь Эдика с блаженной улыбкой. Все остальное скрывал полумрак.

— Эдуард! Что вы можете сказать о шоу, которое стартует завтра?

— Завтра — не значит вчера. Остальное — без комментариев.

Вопреки своим ожиданиям, Эдик отлично выспался. Никакой нервозности и суеты. Никакого триммера, хотя накануне принял немало. Спокойствие, спокойствие и еще раз спокойствие, как завещал великий Карлсон. А чего волноваться? Он и так знает, что все будет хорошо.

По дороге на телевидение Коробков улыбался, предвкушая наступающий успех. Удивленные лица Колобка и Жанны. Дурачки! Воображают, что переиграли по всем статьям. Пусть воображают. Проигрывает тот, кто недооценивает противника. А то, что недооценивают, понятно, тут и к гадалке не ходи. В паху вдруг сладко заныло от полученного накануне удовольствия. С годами Жанна усовершенствовала свою технику. Поставим ей пятерку с бо-о-льшим плюсом.

Думают, он лох? Что ж, так даже спокойнее. Когда они поймут, что к чему, будет поздно. Никто не посмеет остановить прямой эфир на главном канале страны. Особенно, когда в это шоу ввалено столько денег. Спонсоры в ряд выстроились: крупный табачный концерн, несколько пивных компаний, крупный интернет-провайдер, оператор мобильной связи, обеспечивающий sms-голосование, ну, и так, по мелочи — банки, страховые компании, туристические агентства. Полный комплект. И самый главный спонсор — алкогольный. Следовательно, как бы ни развивалось шоу, его ход никто не остановит. Такими деньгами не рискуют, и Эдик отлично это понимает. Хотелось верить, что и Колобок поймет со временем, не дурак…

Странное ощущение, когда в твоем рукаве спрятался Джокер. И ты знаешь то, чего не знают другие. Эдик щелкнул по обшлагу новой кожаной куртки, стряхнув несуществующие пылинки. Шоу начинается…

— Милый, ты завтракать будешь?

Кто, о чем, а она опять про еду. Тетеха! Жена порхала вокруг Вадима, тот застыл за столом с газетой в руках. Читал, и не понимал ни слова. Желудок скрутило холодным узлом, и даже третья чашка кофе не помогала. Не будет он завтракать, ему до вечера продержаться. Впервые за несколько недель Вадима одолевали сомнения: правильно ли он поступает?! Не по отношению к себе, а по отношению к жене — ведь она так ни о чем и не знает. Их взгляды встретились. Лика улыбнулась. Не сдержав приступ нежности, потерлась носом о макушку мужа.

— Любимый!

Нос у нее был холодный и влажный, как у собаки. И глаза такие же — доверчивые и блестящие. В горле запершило.

Ну и пусть! Если не догадывается, значит, дура. А если дура, то заслужила. Он резко поднялся, ударив ее затылком по губам. Вскрикнула. Молча слизнула капельки крови. В собачьих глазах застыла обида.

— Извини. Не подумал. Буду поздно, не жди.

— У тебя встреча? — простодушно спросила жена, складывая грязную посуду в мойку.

— Прямой эфир на телевидении.

— Что ж ты не сказал! — укорила Лика, мигом вернувшая себе хорошее настроение. — Когда? По какому каналу? Надо же всем позвонить, чтобы посмотрели. И родителям. Твоим — в первую очередь. Знаешь, мне кажется, что отец после программы станет тобой гордиться. То есть он и так, но телевидение — оно человека совсем по-другому показывает. Правда?

Истинная правда. Если бы ты знала, насколько права.

Жребий брошен. Рубикон перейден. Вадим надел пальто, взял портфель и молча вышел из квартиры, зная, что больше сюда никогда не вернется.