Наталья Борохова - Адвокат по сердечным делам

Сначала Валентина подумала, что дочь подхватила грипп, но когда поняла, что это не горячечный бред, а юношеское бахвальство, выпытала у дочери все подробности вечернего происшествия. Когда правда предстала перед ней во всей своей отвратительной наготе, мать едва не лишилась рассудка.

– Ох, горе ты мое горькое! – причитала она. – Да как у тебя, у дуры, только ума на такое хватило?! Срам-то какой!

– Срама не бойся, мама. Он не пахнет. Зато скоро я под венец с ним пойду…

Конечно, с мечтой о свадьбе ей пришлось расстаться. Георгий Иванович наотрез отказался видеть кого-либо из семьи Лебедевых. Даже Валентину, которая вздумала вдруг принести ему свои извинения за дочь, он не пустил на порог. На работе ему оформили вынужденный отпуск, и он засел дома в горьком одиночестве. Однажды он сорвался, уехал куда-то на несколько дней, но вернулся ни с чем. Говорят, что след Нины затерялся среди ее многочисленных грузинских родственников. Домой она больше не вернулась и даже вещи не забрала.

Георгий Иванович запил горькую, все чаще он стал появляться на улице в неопрятном виде. Часто его видели на автовокзале, когда он провожал печальным взглядом отъезжающие автобусы и с надеждой оглядывал вновь прибывших пассажиров. Он ждал свою Нину. Умер он тихо, в своей постели, и не было с ним рядом никого, кто в последний час его жизни подал бы ему стакан воды и таблетку валидола…

– Я вышвырнула ее из дома сразу же после его похорон, – говорила мать. – С одной стороны, я боялась пересудов. Сплетни по городку уже пошли. С другой стороны, я не хотела видеть ее дома. Не укладывалось у меня в голове, как она могла поступить так с людьми, которые любили ее, как отец и мать.

– А куда же она делась потом? – спросила Елизавета, на которую рассказ женщины произвел тягостное впечатление.

– Известно куда! В город. Там она скиталась какое-то время по разным углам. Работала официанткой в кафе, моделью в каком-то агентстве. Знаю только, что она не бедствовала. Всегда находилась на содержании у богатых мужчин. Денег она мне, конечно, никаких не высылала, хотя знала, что мне приходится одной тянуть троих детей.

– Она вас не навещала?

– Нет, почему же? Навещала… В последний раз приехала ко мне с интересным мужчиной. Вроде как познакомиться. Сразу было видно, что он богатый. Впрочем, других кавалеров у Машеньки не водилось вовсе. Этот тоже ничего себе. Бизнесмен. Она мне даже его фамилию называла. Что-то на Л…

– Забыли?

– Да на кой шут мне ее помнить? – отмахнулась мать. – Опять все не по-людски! Женатый он оказался! Собирался якобы развестись.

– Судя по всему, не развелся. Мария работает домработницей в одной семье и вроде как одинока.

– Там есть мужчина? – настороженно спросила мать.

– Есть.

– Может, это прозвучит странно, тем более из уст матери… Но пусть хозяйка не расслабляется! Она впустила в свой дом настоящую охотницу за чужими мужьями…

Александр выслушал жену, не проронив не слова. Внешне он оставался абсолютно невозмутимым.

– Зачем ты мне все это рассказала? – спросил он лениво, делая вид, что ему непонятно волнение жены.

– Для того чтобы ты понял, кто живет с нами под одной крышей, – ответила Евгения. – Этой женщине нельзя доверять! От нее нужно избавиться как можно скорее!

– Стоп! Давай разберемся, – выразил свое несогласие Швец. – Не пори горячку. Какое отношение к нашему делу имеет эта история с нелепым дядей Жорой? При чем тут городок Максимов и детские комплексы Машеньки?

– Но разве ты не понял, что она лгала нам, от начала и до конца?!

– Положим, что это так, – сказал Александр, всем своим видом показывая, что он нисколько не доверяет сведениям, добытым Дубровской. – Даже если девушка не говорит нам всей правды о своем прошлом, это не имеет к тебе никакого отношения. Да будь даже она беглой рецидивисткой, ты все равно будешь нести ответственность за то, что сбила ее на своем автомобиле. Увы, но это так. Или Дубровская придерживается на этот счет другого мнения?

Евгения почувствовала себя крайне разочарованной. Ей казалось, что муж должен был проявить больше внимания к ее рассказу.

– Адвокат не обещала мне, что это поможет разрушить доводы обвинения, – неохотно призналась она.

– Тогда зачем ты мне все это рассказала?

– Просто я подумала, что ты должен это знать. Мне кажется… Не сочти это нелепым… Но у меня создалось впечатление, что ты неравнодушен к Машеньке.

Ей было невероятно трудно произнести эти слова, но она знала, что они должны быть сказаны. Весь тот кошмар, который она пережила за два месяца расследования, не шел ни в какое сравнение с тем, как ей было тяжело сейчас. Но Евгения знала, что она обязана бороться за свою семью.

– Умоляю тебя! Ты всегда была разумной женщиной, свободной от предрассудков. О чем ты говоришь? – морщась как от головной боли, произнес Александр. В его взгляде между тем промелькнуло подозрение. Неужели жене что-то известно? Кто-то ей сказал или она видела их вместе?

– Я говорю о том, что Машенька нравится тебе как женщина, и только поэтому ты настаиваешь на том, чтобы она оставалась в нашем доме.

– Чушь! И ты знаешь, что я делал это только ради тебя.

– В присутствии этой девушки в нашем доме нет никакого смысла. Об этом тебе уже говорили следователь и адвокат. Ты ждешь, когда то же самое скажет судья? Почему ты упрямишься? Почему становишься в позу, заявляя, что она останется здесь до конца процесса?

– Я думал, что сумел объяснить это тебе, – повторял он упрямо.

– Объясни это вначале себе, – печально произнесла Евгения. – Неужели ты не видишь, что из-за нее наш брак находится под угрозой развала? Как можно быть таким слепым? Очнись! Ты не разговариваешь со мной. Ты не общаешься с сыном. Такое впечатление, что ближе Машеньки у тебя никого нет.

– Господи, да почему же ты во всем обвиняешь эту девчонку?! – нервно воскликнул Александр, ничуть не растроганный тем, что в глазах его жены стояли слезы. – При чем здесь она?

– С нее все началось, Саша, – тихо заметила она. – До того, как она пришла в наш дом, мы были в полном порядке.

– Почему ты так решила? Может, этот твой случай на дороге лишь усилил противоречия, возникшие между нами уже давно? Мне иногда кажется, что нас довели до развала твои трудовые подвиги в редакции. Работа для тебя всегда стояла на первом месте.

«Вот и он произнес слово «развал», – печально констатировала Евгения. Раньше он никогда не говорил ни о развале, ни о противоречиях.

– Может, ты и прав, – неохотно признала она. – Хотя мне трудно понять, в чем я виновата. Тысячи женщин любят свою работу и отдают ей бóльшую часть своего времени. Я не думала, что моя увлеченность журналом вредит семье, ведь это не мешало мне любить вас всем сердцем. Но на самом деле я думаю, что мы оба изменились и между нами что-то сломалось.