Кен Бруен - Драматург

Мэри повернулась ко мне и пояснила:

— Эта Сюзи, которая в книге, ее убили. Наша Сара умерла в результате случайного падения, так что платите эти гребаные деньги и отваливайте.

Я не успел среагировать, как вмешалась Пег:

— Разве я не читала в «Гардиан» интервью с Элис Сиболд?

Мэри улыбнулась со злобным удовлетворением. Для этого выступления ей требовалась мужская аудитория.

И тут появился я.

Она не потерла руки от ликования, но оно находилось рядом, по соседству. Мэри начала:

— Элис было восемнадцать, она была студенткой, и по дороге домой ее изнасиловали. Преступник насиловал ее кулаком и пенисом, потом он ее избил и помочился ей на лицо. Когда она в тот вечер вернулась домой, отец спросил у нее, не хочет ли она поесть.

Мэри помолчала, и я понял, что дальше будет еще круче. Она продолжила:

— Элис ответила: «Было бы неплохо, если учесть, что за последние сутки у меня во рту были всего один крекер и один пенис».

Впервые за всю свою идиотскую жизнь я поступил мудро: я не сделал ничего. Они уставились на меня в ожидании, я смотрел на них.

Первой подала голос Пег:

— Что-нибудь еще, мистер… как вас там? Нам бы хотелось продолжить другие дела, например наши жизни.

Я встал. Меня выставляли специалисты. И явно переиграли.

— Можно взглянуть на экземпляр книги? — попросил я.

Мэри подозрительно спросила:

— Элис Сиболд?

Я ответил, внимательно наблюдая за их лицами:

— Экземпляр книги Синга, которую нашли под телом.

Пег пожала плечами, снова принялась варить кофе. Любопытно, насколько основательно она сумеет себя завести.

Она сказала:

— Книга в шкафу… потому что… именно там мы держим книги.

Пег произнесла все это медленно, точно обращаясь к недоразвитому ребенку, но, черт возьми, я тоже могу быть терпеливым. Я спросил:

— Могу я на нее взглянуть?

Мэри с грохотом выскочила из комнаты, оставив меня со своей накофеиненной подругой. По прошествии нескольких секунд она вернулась, протянула книгу, говоря:

— Я вам это отдаю — и вы исчезаете?

— Как ветерок в Мидленде.

Я опустил книгу в карман и сказал:

— Вы были на диво щедры со своим временем.

Пег протиснулась мимо меня, почти задев меня плечом. Не совсем, но намерение было очевидным. Еще она сказала:

— Говнюк.

На этой ноте я удалился.

Я решил изучить книгу позже, а пока долго гулял по набережной, купил гамбургер, большую колу и уселся на скалу. Я отказывался думать об Энн Хендерсон и пожалел, что не взял с собой плеер. Я еще не перешел на диски и, как какой-то динозавр, все еще пользовался кассетами.

Именно в этом месте я слушал Брюса и «Пустое небо». То, что они наконец выпустили новый альбом, должно было стать радостной вестью. В этом и есть безумие, и то, что вы способны это признать, не делает вам менее безумным…

«Вам нужны выпивка, дурь и музыка».

Простите, они нужны мне. Это иллюзия. Бутылка виски, упаковка «Лоун Стар» — и… вы готовы зажигать. От чашки чаю такого эффекта не дождешься. Джонни Дюган, саундтрек всей моей жизни, тоже выпустил новый альбом, и я уже слышал «Неприкасаемые» — самую лучшую песню о тоске всех времени и народов. Забудьте Айрис де Мент с ее песней, посвященной отцу, или «Я тоскую» Питера Гейбриэла. Тут перед вами ПЕСНЯ. Она не просто достает меня, она режет меня на куски.

Я закурил и принялся вспоминать то время, которое я провел с отцом. Мы стояли на этих самых камнях и ловили макрель. В те годы почти весь город выстраивался вдоль залива, рыба буквально сама шла в руки. Мы принесли домой шесть штук, и мать выбросила рыбу в помойку.

Пауло Коэльо в романе «Книга воина света» писал:

Воин света иногда изумляется, почему он постоянно сталкивается с одними и теми же проблемами, затем соображает, что он застрял на них, не пошел дальше, поэтому урок повторяется, дабы он научился тому, чего он не хочет знать.

Я не знал тогда, и, пожалуй, не знаю и сейчас, что двигало моей матерью. Догадываюсь, что это была ярость, но откуда она бралась и на кого была направлена, я не хотел знать.

После инсульта за ней присматривала постоянная сиделка. Затем мать попала в больницу из-за воспаления почки. Во время своего последнего визита я заметил, что, несмотря на напряжение, речь ее стала значительно свободнее, катетер был вставлен, и я старался не смотреть. Она сказала:

— Я теперь могу сама это делать.

Потрясающе, верно?

Слушать, как крутая женщина хвастается, что может сама пользоваться туалетом.

Это неправильно.

Я подумал: «Крутое дерьмо».

Никакого каламбура не имел в виду. Меня вообще редко тянет сострить, когда я трезв.

Я в последний раз взглянул на залив и повернул к городу, припоминая последнюю строчку из поэмы Педрега Пирса, печальную такую. Остановился у Грэттан-роуд и ощутил меланхолию, глубокую, как обманчивая память. Помните, какой успех выпал на долю «Форинер», когда они спели «Хочу знать, где любовь»? По каналу, где транслировали ностальгическую программу о роке, я однажды поймал вариант с церковным хором. Ну, это впечатляло. Я напевал эту мелодию всю дорогу до Клады.

Уже наступил вечер. В гостинице я поздоровался с миссис Бейли.

Она заметила:

— Надо же, вы прекрасно выглядите, даже румянец на щеках.

Ветер постарался.

Миссис Бейли протянула мне конверт, говоря:

— Не знаю, кто его принес. Я как раз отошла на минутку.

На конверте было напечатано: Джеку Тейлору. Я вскрыл письмо и прочел:

Джек, не мог бы ты со мной встретиться в девять вечера на Фэйер-Грин?

Взгляни на него, и ты обнаружишь,

что смотришь в дыру, которую надо

заполнить, но чего никогда не случится.

Эндрю Пайпер. «Торговая миссия»

У себя в комнате я дочитал записку до конца:

Джек, не мог бы ты со мной встретиться в девять вечера на Фэйер-Грин? Я буду ждать на остановке междугородних автобусов.

Энн

Сердце колотилось, по бровям тек пот. Сейчас бы двойное виски. Ведь тысячу раз твердил себе: «Ты ее забыл…» Иногда даже сам верил этому. Однажды сказал Джеффу:

— Я освободился от Энн.

Он расставлял в баре бутылки. Спросил:

— Ты на кислоту ее проверял?

— Что?

— Это когда ты видишь ее с мужиком, они идут в обнимку, она ему улыбается, ты на них смотришь и ничего не чувствуешь. Если такое случается, тогда ты от нее освободился.

Я ответил какой-то дежурной глупостью. Разумеется, я никогда не видел ее в такой ситуации и от души надеялся, что не увижу. Я явно обмишурился. Проверки никогда не были моей сильной чертой, особенно если дело касалось характера.

Я принял душ, побрился и вынул свои брюки от Фара, в очередной раз подивившись стрелкам. Потом решил принарядиться и надел спортивную куртку. Я купил ее в благотворительном магазине. Куртка была синяя, из легкой шерсти, и сидела на мне как метафора. Когда я перекладывал ключи, мелочь и бумажник из пиджака, я наткнулся на книгу. Черт, совсем про нее забыл. Это был «Сборник пьес и стихотворений», и по виду книги можно было твердо сказать, что его почти ни разу не открывали. На титульном листе черными чернилами было написано одно слово: