Кен Бруен - Драматург

— Заткнись на фиг, вот и вся история.

Потом проговорил:

— Как себя чувствуешь, если влез наверх, а там пусто, полное одичание?

Мы подъехали к О'Коннер-стрит, и таксист сказал:

— Даже не дали мне поговорить про «Лидс».

Я заплатил ему и обнаружил, что желание выпить ослабло. Перешел через улицу, зашел в «Килемор» и заказал бифштекс и чипсы. Съел, даже не ощутив вкуса. Официантка поинтересовалась:

— Понравилось?

— Да, — односложно ответил я.

— Хотите десерт? У нас есть вкусный яблочный пирог и заварной крем.

Я отказался.

Как убить ночь в Дублине? Беда в том, что я чувствовал беспокойство, был на взводе. Если бы я пил, я бы направился «К Муни», и привет, конец истории. Вместо этого я вернулся в гостиницу и попросил ключ от своего номера. Дежурная мне улыбнулась и спросила:

— Довольны визитом?

— Лучше не бывает.

В номере я задумался, не принять ли мне ванну, но не смог себя заставить. Лег на кровать, решив, что полезно будет вздремнуть. Проспал двенадцать часов. Видел во сне отца. Он держал в руке книгу Синга и говорил:

— Все ответы ищи здесь.

Но у меня пока нет вопросов.

Думаю, что я кричал. Потом я оказался на кладбище, стараясь прочесть надписи на надгробных камнях, но там были одни иероглифы. Остального я не помню, но, вероятно, это было что-то угнетающее, потому что я проснулся со слезами на щеках. Вслух произнес:

— Что это такое, черт побери?

Приняв душ, я собрал вещи. Мой прежний план — пробежаться по книжным магазинам — уже не привлекал меня, поэтому я сел в поезд, отправляющийся в одиннадцать часов. Никаких тележек с напитками на этот раз. Я думаю, я скучал по украинцу. Теперь я мог читать и предвкушал удовольствие от «Жизнь на взлете» Маттью Стоука. Начал читать, как только мы отъехали от Дублина, и не поднимал головы, пока не добрались до Атенри.

Читал про Чандлера, сидящего на героине, Хэммета, пристрастившегося к кокаину, Джеймса М. Кейна с реактивным самолетом, и все это невероятно соответствовало моему настроению. Эта книга была хорошей чисткой мозгов, она переворачивала желудок Она не столько будоражила кровь, сколько подгоняла ее напором чистого амфетамина. Проза пела и кричала с каждой страницы — помойная яма сломанных жизней с привкусом темной эйфории. Меня прямо-таки лихорадка охватила. Разве часто случается, что роман оказывается литературным ударом по всей системе? Я подумал, что Джим Томпсон убил бы за такое. Если Джеймс Эллрой действительно бросил детективный жанр, то тут у него появился темный наследник

Я закрыл книгу с ощущением, что пробежал марафонскую дистанцию. Я ни разу даже не вспомнил ни о Стюарте, ни о его сестре. Поезд ехал по мосту через Лох-Аталию, и когда я смотрел на залив, на темные облака, висящие над горизонтом, я не знал, испытываю ли я ощущение возвращения домой. Думаю, для этого вам требуется хоть немного покоя. Я зашел в «Роше», быстро прошел мимо прилавка, где продавали спиртное, и купил кое-какие продукты. Решил забыть про греческий йогурт и лемсип. Платя за покупку, я поднял глаза и снова увидел давешнего блондинистого малого. Он мгновение смотрел на меня и исчез. Я решил, что это совпадение.

Миссис Бейли, сидящая за конторкой, сказала:

— Добро пожаловать домой.

Я сунул руку в сумку, вытащил пакет и протянул ей. Ее глаза зажглись, и она воскликнула:

— Обожаю подарки!

Миссис Бейли разорвала бумагу и вздохнула:

— Ириски, господи, у меня от них зубы болят.

— Простите.

— Нет, нет. Я рада, когда у меня болят зубы. По крайней мере, чувствуешь, что еще жива.

Я оставил ее энергично жевать, удивившись, что у нее еще свои зубы. Поднялся в свою комнату, проверил свои книжные полки и убедился, что, как я и ожидал, у меня нет ни одной книги Синга.

Взглянув на календарь с пурпурным сердцем, я прочитал высказывание на этот день:

— «Да не поработит тебя богатство».

Уж я постараюсь.

Работать над делом все равно

что прожить еще жизнь.

Вы можете ходить опустив голову,

копать, но потом что-то происходит,

и мир уже не такой, каким вы его себе

представляли. Внезапно вы все видите

по-другому, как будто мир сменил

окраску, спрятал то, что раньше

было на виду, и обнажил то,

что вы раньше не замечали.

Роберт Крес.

«Реквием по Лос-Анджелесу»

На следующее утро я читал интервью с Марком Ивансом, продюсером классного британского ужастика под названием «Мой маленький глаз». Одно высказывание Иванса пробудило во мне разнообразные воспоминания.

«Наши камеры не показывают вам, где происходят события, они следуют за ними».

Я сидел и раздумывал, почему эти слова произвели на меня такое впечатление. Была ли это хитрая метафора, характеризующая всю мою жизнь, или просто умное предвидение? Я сварил себе кофе. Я перешел на настоящий кофе, да, да, на зерна, фильтры и все прибамбасы. Больше всего мне нравился аромат: дайте кофе свариться, закипеть и разрешите аромату оттолкнуться от стен. Мне никогда не приедалось это ощущение. Каждое утро, если вы добирались до пекарни Гриффина, вы получали батон хлеба, который они называли грайндер. А черт, за этот хлеб можно было отдать душу; по мере приближения к пекарне запах свежего хлеба усиливался, заполняя всю верхнюю часть улицы, и вдыхать этот аромат было настоящим наслаждением. Это что-то необыкновенное, словами не описать.

Настоящий кофе я покупал тут же поблизости. Если вы всю жизнь пили растворимый кофе, то вы просто обалдеваете. Настоящий кофе это нечто, к его вкусу невозможно привыкнуть. Кроме того, он невероятно бодрит: две чашки — и вы способны летать. Прежде я глотал кофеин, лишь стремясь слегка облегчить похмелье.

Выпив кофе, я закурил первую сигарету. Мое стремление ограничиться пятью сигаретами в день не приносило результата, но я подумаю об этом позже. Я надел белую рубашку, черные брюки, посмотрел на себя в зеркало. Похож был на человека, продающего нечто такое, что никому никогда не понадобится. Глаза ясные и блестящие. Полгода чистой жизни — и вот вам результат. Если бы я только смог переслать это послание своей душе.

Вынув блокнот, я просмотрел ту скудную информацию, что имелась у меня относительно Сары Брэдли: двадцать лет, студентка, последний курс. Она жила в доме номер тринадцать в парке Ньюкасл. Местечко не самое благополучное. Я посчитал, что все это расследование займет от силы десять минут. Светило солнце, и я постоял некоторое время на Эйр-сквер. На траве расположились многочисленные любители загара. К вечеру они будут красными и покроются волдырями — уж такое в Ирландии лето.

Когда я проходил мимо кафе «ДВС», что-то заставило меня заглянуть в окно. Сердце подпрыгнуло. За столиком сидела Энн Хендерсон, любовь моей жизни. Я расследовал самоубийство ее дочери и влюбился. Энн отпугнуло мое пьянство. Излечился ли я от этой любви? Черта с два.