Лариса Соболева - Список нежных жертв

– Ах, вон что! – пробормотал Влас. – Ты мне завидуешь. Никто не виноват, что все люди как люди, а ты... только похож на человека.

Диалог привел Оленьку в чувство. Возможно, спокойствие Власа помогло ей. Впрочем, его-то кузен не собирался убить, скорее всего, это и придавало ему смелости. Ростислав стоял к ней спиной, поэтому она схватилась за пистолет в кармане, осторожно вынула его и зажала между ног.

– Давай, давай, – подзадоривал его Ростислав. – Говори. Мне торопиться некуда. Думаешь, выведешь меня из себя? Да, я не человек. Я зверь. И мне нравится, когда вы, люди, от страха вопите, молите о пощаде. А я делаю с вами что хочу! Я буду жить, а ты...

– Ты не жить будешь, а доживать, – сказал Влас. – Представляете, девчонки, этот выродок вчера нашел меня в казино. Я, конечно, удивился, увидев его. Ведь наш Ростик сидит взаперти и медленно угасает от болезни крови. Он заметил, что я удивлен, сказал, что Антонине плохо, чуть ли не умирает, а дома никого нет. Ростик не знает, что делать, поэтому и нашел меня. И я, дурак – видать, выпил лишку, – помчался на помощь. Даже не задумался, как же Ростик сообразил меня найти аж в казино, а не догадался вызвать «Скорую». Мало того, он предупредил, что за мной следят менты, потому что в чем-то подозревают. Ну а поскольку мной действительно интересовались, я поверил. Смылись мы через черный ход, там ведь люди работают понимающие. А в машине у Ростика почти у дома начались судороги. Я остановился. А он... Что ты вколол мне, выродок? – Нервы у Власа сдали, и он заорал на кузена.

– Да так, нашлось немного кайфа и для тебя. Понравилось?

– И где ж ты берешь кайф, инвалид?

– Ему мать дает, – подала голос Оленька, под шумок пытаясь привести пистолет в боевую готовность.

– Тетка?! – поразился Влас. – Добрая мамочка! Заботливая! Так это ты у нас Джек-Потрошитель? Думаешь, тебя не найдут?

– Сначала тебя растерзают, – сказал Ростислав, тупо глядя на него. Очевидно, ему не понравилось, что Влас вместо мольбы о пощаде наезжал на него. – Тебя будут показывать по телику из зала суда. А вокруг будет толпа, жаждущая тебя порвать на куски. И ты увидишь много зверей. Я тебя прославлю.

У Оленьки не получилось тихо справиться с пистолом – предохранитель щелкнул.

Ростислав мигом обернулся. Что за лицо она увидела! Такое в страшном сне не привидится. Ледяные глаза, наполненные покоем, тонкие губы сжаты, ноздри раздуваются... Он сделал шаг в сторону Оленьки, вынул нож и задышал часто и глубоко. Держа двумя руками пистолет, Оленька направила оружие на него. Она тоже сжала зубы – до боли! – готовясь выстрелить.

Ростислав слегка улыбнулся. Мол, не ожидал от нее такого. Но он не боялся. Был уверен в себе и в ней. В себе потому, что знал свою жесткую смертоносную сущность, а в ней потому, что считал слабой, неспособной на поступок.

– Видишь, как легко люди превращаются в зверей, – бросил он через плечо Власу и остановил тяжелый взгляд на Оленьке. Издевательски произнес: – И ты выстрелишь?

– Выстрелю, – сквозь зубы произнесла она, чувствуя, как струйки пота стекают по лбу, по вискам, по спине – не так-то просто нажать на курок, целясь в живое существо.

– Брось... – Он смотрел ей прямо в глаза, будто гипнотизировал, и – как странно! – у Оленьки задрожали руки, словно отказывались стрелять. – Брось! Я пощадил тебя в парке... ты сама влезла во всю эту историю...

– Я выстрелю, – процедила она, убеждая себя и стараясь не поддаваться гипнотической силе его взгляда. Подняла пистолет выше. А он становился все увесистее. – Развяжи их! Или я выстрелю.

– Стреляй, Ольга! – промычала Варвара, устремив в нее расширившиеся от страха глаза.

Хорошо говорить! А выстрелить? В ушах прозвучали слова Афанасия Петровича: «Выбор, Ольга. Выбор между жизнью и смертью. Он смертелен».

Ростислав подошел к Варваре, не сводя взгляда с Оленьки. Кажется, он собирается подчиниться приказу и разрезать веревки? Но нет – он легонько воткнул нож в плечо Варвары. Оленька зажмурилась и выстрелила два раза. И услышала мерзкий смех Ростислава.

Она не успела еще открыть глаза, как в глухой тишине подвала раздался еще один выстрел.

– Никогда не прощу себе! – метался на улице Эмиль. – Где их искать?

Что ему могли ответить? Город большой, и куда «несчастный мальчик» затащил Ольгу, не вычислишь. В темноте следов не найдешь... Оставалось ждать, когда он объявится сам. А это будет означать, что произошло еще одно убийство.

Вдруг два глухих раската донеслись до людей, стоявших невдалеке от старого, полуразрушенного дома на Баррикадной. Все застыли, словно те пули попали в каждого.

– Что это было? – потрясенно спросил Эмиль.

– Стреляли, – сказал кто-то.

– Где? Где стреляли? – разволновался Савелий.

Все напряженно прислушивались. И тут прозвучал третий выстрел.

Не сговариваясь, мужчины ринулись по направлению к дому, в черной глубине которого прозвучали эти выстрелы...

– Ты сделала правильный выбор, Ольга, – с трудом вымолвил Афанасий Петрович, стоя в проеме входа в подвал. В руке у него был пистолет, в котором, как заверял он Оленьку, нет патронов. – И я сделал. Я расстрелял приговоренного к смерти. Я его приговорил.

Девушка приподнялась, вытянула шею. Ростислав лежал с пробитой головой в двух шагах от нее. И Оленька сообразила, что произошло. Сама она выстрелила в потолок, надеялась – выстрелы услышат там, снаружи. Ростислав понял, что Ольга не сможет его убить, она лишь пугает. Он рассмеялся, оставил Варвару и пошел к ней, держа окровавленный нож перед собой. И... получил пулю в голову, но уже не из ее пистолета. Оленька перевела глаза на Афанасия Петровича. Дед смотрел на тело внука, и было заметно, что он потрясен не меньше заложников, находившихся в подвале.

Не имея сил встать, Оленька подползла к Власу, попробовала развязать, но пальцы соскальзывали с узлов. И тогда, собрав последние силы, шатаясь, поднялась к старику.

– Он сам себя приговорил, – тихо сказала она. – Идемте, Афанасий Петрович. Им нужна помощь.

Они вышли на воздух и увидели бегущих к ним людей. Дальше Оленька плохо соображала, обмякла, едва почувствовав руки Эмиля...

До утра в квартире Эмиля продолжались бесконечные разговоры. Разумеется, все были счастливы. Разумеется, выпили. Только Оленька, простоявшая два часа под душем, после сидела притихшая и сосредоточенная, отвечала на вопросы однозначно: «Было страшно?» – «Да». – «Почему стреляла в потолок?» – «Не знаю». – «А выстрелила бы в него?» – «Наверное».

Рассвет наступил незаметно, Римма и Алена, жаждущие свободы, собрались домой, Лешка решил их сопровождать. Все, начинается обычная жизнь. Не верилось. Эмиль проводил их до выхода, вернулся и минут пять наблюдал за Оленькой.