Лариса Соболева - Остатки былой роскоши

Тем временем Рощин вышел из машины и подошел к Аркаше.

– Сдаюсь, Туркина! – крикнул он и поднял руки.

– Ты-то мне и нужен, – обрадовалась она. – Я за все тебе... за все... Эта толпа смотрела на меня как на последнюю... нет, хуже...

– Что, Зина, больно? – жестко сказал Рощин. – Ты еще не знаешь, что такое колония. Но ничего, это у тебя впереди.

– Прекрати, – шепнул Аркаша Рощину. – Она же не в себе.

– Я пристрелю ребенка, затем тебя, а потом себя! – выкрикнула Зина. – Ты узнаешь, как терять все-все... ты узнаешь, успеешь увидеть и узнать...

Степа по голосу Туркиной определил, что у дамы пошло помутнение рассудка, осторожно поднялся и выглянул из-за растений. Сейчас он находился метрах в десяти от нее. Зина стояла к нему спиной, одной рукой прижимая мальчика к себе, в другой держа пистолет. Яна приподнялась, но Степа положил ладонь ей сверху на голову, нажал. Когда девушка оказалась внизу, показал кулак...

– Мне плевали вслед... – продолжала Туркина дрожащим голосом.

Степа вынул пистолет, снял с предохранителя. Обостренные нервы Туркиной подсказали, что за спиной опасность, и она оглянулась. Секунда понадобилась Степе, чтобы убедиться, что Зина заступила за черту, неуправляема и опасна. Она тут же подтвердила предположение, направив на него пистолет. Еще секунда прошла, он не вскидывал руку с пистолетом, тянул с выстрелом. Но вот почувствовал импульс, когда Туркина сжала свой пистолет, готовясь спустить курок. Все, она не оставила ему выбора...

Степа никогда не стрелял в человека. Психологически настраивал себя на то, что когда-то придется это сделать. И вот сейчас надо выстрелить. Но как это трудно. Куда стрелять, чтобы не убить? Первым нажать на пусковой крючок или вторым? Всего несколько метров разделяли их, и он – как на ладони. Даже неопытный стрелок попадет. А жизнь одна, второй никто не подарит. Бронежилет не надел, глупец, не думал, что Зинаида Олеговна докатится до такого. Вот так разом, от одной пули, может все закончиться. Его просто не станет. Доигрались.

– Брось пистолет, – тихо сказал Степа, надеясь на остатки разума обезумевшей женщины.

– Нет, – так же тихо сказала Туркина.

Она выстрелила первой. Щеку Степы обожгло, он дернулся, приложил кисть руки к месту ожога. Кровь. Так это пуля проскользнула по щеке? Туркина промазала! Взглянув на нее, увидел, что она опять целится в него. Второй раз не промахнется, второй раз везение отступает. Да, она не оставила выбора. Степа мгновенно вскинул руку... «Не убий! Не убий!» – пульсировало в висках. Выстрелил в плечо, хотя специально не целился – времени не было.

Туркина охнула, выстрелила машинально вверх, вытаращив глаза от боли и удивления. Мальчик побежал к Степе. Как странно – он не был напуган. Прижав ребенка, Степа подошел к Туркиной. Она лежала на боку, широко открыв глаза и коротко вдыхая воздух. Розовый пеньюар окрашивался в красный цвет чуть ниже плеча, вытекая из-под ладони Зиночки, зажимавшей рану. Она была в сознании. Увидела Степу, и лицо Туркиной перекосила злобная гримаса. Она силилась сказать что-то, шевелила губами. Но вот прикрыла веки, брови Зиночки сошлись на переносице, Степа услышал негромкий стон.

– Ты убил ее? – произнесла Яна с ужасом, не решаясь подойти ближе.

– Степан! Где ты? – послышался в теплице голос Иволгина.

– Я здесь, – вяло отозвался он. – Иди, не бойся, все кончено.

При словах «все кончено» веки Зины дрогнули, затем тяжело поднялись, и столько отчаяния с мольбой обозначилось в ее помутневших глазах, что Яна рванулась к ней. Но Степа удержал ее за руку.

– Нельзя же быть таким жестоким! – вырвалась Яна.

– Ты ей не поможешь, – сказал он. – Ждем милицию.

На станцию с группой вооруженных людей приехал Куликовский. Но оказалось, что преступницу успели уже обезвредить. Зину положили на носилки и понесли в машину, она потеряла сознание. Куликовский, выслушав доклад Степана и показания очевидцев, похлопал по плечу мальчика:

– Ну как, сильно испугался?

– Немножко, – заявил Ким, чувствуя себя героем из-за повышенного внимания взрослых. – Мне тетя сказала, что мы поиграем. Только ее ранили по-настоящему, да?

– Что ты! – принялся убедительно врать Куликовский. – Ты же участвовал в учениях, и кроме тебя вон сколько ребят играет в эту игру. Всем надо выполнить правила, каждый должен точно знать свое место. Видишь, носильщики несут тетю, водитель теперь должен доставить ее в больницу, врачи – вовремя помочь... Это и есть учения.

– Понял, это как в школе? А кровь? У нее была кровь.

– Да, специально для учений выпускают такие пули с краской.

– Можно и мне пострелять этими пулями?

– Степан! Заречный! – заорал Куликовский: мальчик умилял его всего минуту, а теперь начал раздражать. Степа прибыл на зов. – Убери ребенка.

– Яна! Яна! – теперь звал Степа и, когда та появилась, приказал: – Заберите ребенка и отведите в машину.

– Кто такая? – остановил строгий взгляд на девушке Куликовский.

– Это... работает здесь, – отрапортовал Степа. – Она мне лаз показала, через который я пробрался в теплицу и обезвредил Туркину.

– Что со скулой?

– Туркина стреляла, но промазала.

– А ты, значит, не промазал? Ну что сказать? Молодец, раз жив остался. И спи спокойно, а то я вас, изнеженное молодое поколение, знаю, заморите себя виной. Эх, Туркина! Кто бы мог подумать... М-да, скандал нас ждет грандиозный. Собственно, скандал уже идет. Мне доставили две газеты «Грани», подтверждающие похождения на кладбище. Черт знает что творится! Да, а что Рощин?

– Бред чистой воды. Про Рощина сочинили сказку, цель была неопределенная. Может, они подогрели себя... наркотиками, к примеру? В их компании и наркоделец есть, Бражник.

– Может, может. А Иволгин?

– Вы же теперь в курсе, я защищал Иволгина и маленького Кима от Туркиной. Честно говоря, мне долго придется сводить все до кучи, я пока сам не въеду во все тонкости. Думаю, с теми, кто остался в живых, должен поработать психиатр. Скажу одно: действие наркотиков губительно влияет на мозг. Я потому и сделал такие выводы, что все семеро вели себя неадекватно. Совсем плохо вели себя. Нормальному человеку не придет в голову вытаскивать гроб из могилы, вы сами это говорили...

– Я говорил? – усомнился Куликовский. – Что-то не помню.

– Да, говорили, когда я докладывал вам об эксгумации... ящика. Иволгин опекал Кима, сына Рощина, вот и влип в историю. А «великолепная семерка» подогревала друг друга, ну что Рощин не мертвый, а живой. Кто-то пустил эту утку, они и поверили. Ага, а под воздействием нарковеществ им везде мерещился Рощин. Всем. Вот и пошло-поехало...

– Значит, ты считаешь, Иволгин ни при чем? – И Куликовский посмотрел на Степу в упор, словно не верил ни одному его слову. Тот сглотнул слюну от напряжения, но взгляд выдержал, не моргнув. – Так бы сразу и сказал. А то столько слов... Ступай. Нет, постой. Ты не заешь, кто наклеил на стены домов в городе плакаты?