Лариса Соболева - Одна жена – одна сатана

А коварная неожиданность подстерегала его уже сегодня.

Панасонику невероятно нравилось начальствовать. Нравилось крутиться в мягком кресле, а то и просто сидеть в нем, например, чай пить с сухими баранками. Он купил баранок два килограмма, положил в ящик стола и время от времени требовал чай с сахаром (пять ложек), доставал баранку, грыз ее и запивал сладким чаем. Каждое утро Валерьян Юрьевич рисовал план на день, Панасоник точно следовал расписанию и требовал от работников то, что было написано в подпунктах. Затруднения он ощущал, когда внезапно (не по записке) к нему приходили и спрашивали, как поступить да что делать. В этом случае он либо звонил Валерьяну Юрьевичу, либо делал умную мину, шмыгал носом и говорил:

– Я подумаю. Завтра скажу свое решение, ага.

Думать до завтра ему больше нравилось, таким образом он показывал свою значимость, неоспоримое право хозяина большого дела. Иногда он подходил к зеркалу, видел свою невзрачную рожу и восторженно произносил:

– Елки-моталки! Я это или не я?

Ну, каждому свое. Кому-то радость – очутиться и в роли магната на час. Однако Панасоник так увлекся новой ролью, что домой не желал ехать, он бы с удовольствием ночевал прямо в хозяйстве, тем более что у Валерьяна Юрьевича все для этого было предусмотрено. А как все бегают к нему с уважением: «Тарас Панасович... Тарас Панасович...» Будто к особе царского роду обращаются. Приятно.

Рабочий день закончился, но Панасоник не звонил дочери, мол, приезжайте да заберите меня. Тогда как Валерьян Юрьевич, получив приказ от следователя не покидать дом, балдел с Галочкой в постели. Панасоник же балдел, развалившись в кресле и слушая радио. Чай давно выпил, секретарша Ирина часа два назад уехала – подать другую порцию горячего напитка было некому. Здание управления опустело, только сторож в каптерке смотрел маленький черно-белый телевизор. Панасоник не хотел расставаться с облюбованным кабинетом, однако всему хорошему приходит конец, он довольно поздно позвонил дочери, сказал, чтоб ехали за ним, и начал готовиться. Проверил, заперты ли кабинеты, нет ли где пожара, хорошо ли вымыты полы после рабочего дня – потому что порядок должен быть везде, а порядок проверяет начальник.

Дел больше не нашлось, Панасоник вернулся в кабинет, закурил папиросу у раскрытого окна... Но тут как бахнуло! Стекло в шкафу за спиной как треснуло! Осколки со звоном так и посыпались!

– Ой, е! – втянул голову в плечи Панасоник.

Бахнуло второй раз, одновременно Панасоник шмякнулся на пол, сообразив, что стреляют по кабинету Валерьяна Юрьевича. Прижавшись к стене, он принялся панически нажимать на кнопки телефона и, запинаясь от волнения, затараторил:

– Юрьич! Тут пальба, это... Стреляют, говорю. Да куды ж стреляют, в кабинет твой стреляют... Не-не, правда, стрельнули! Аж два раза, ага. Юрьич, ты б приехал, а? Побыстрее, а? Что-то мне не того... Не, я не боюсь, тока немножко...

– Останови машину, поменяемся местами, – бросил Валерьян Юрьевич после звонка Панасоника.

– А что случилось? – забеспокоилась Галина. – С отцом?

– Все нормально, – подмигнул он, берясь за руль. – Хочу дать тебе урок агрессивного вождения. Сколько времени нам ехать до хозяйства?

– Еще минут сорок... – Она села на пассажирское место рядом с водителем, не сводила с него беспокойных глаз.

– А мы приедем за пятнадцать, – весело, чтоб зря не пугать Галину, сказал Валерьян Юрьевич, кинул ей на колени сотовый телефон. – Пристегнись, Галочка. И позвони следаку, пусть срочно едет в «Морячку». Так, засекаем время...

«Нива» рванула с места, как ракета с космодрома, Галина ойкнула, потом расширила глаза, когда увидела, что они несутся с невероятной скоростью. Автомобиль потряхивало, он вибрировал, словно вот-вот рассыплется на части. Валерьян Юрьевич разудало обгонял попутный транспорт, а когда Галина видела, что, выехав на встречную полосу, по которой ехала машина, он и не думает уступать дорогу, она зажмуривалась. Столкновений не происходило.

На развилке транспорта было много, скорость стоило ограничить, но Валерьян Юрьевич лавировал между автомобилями, нагло объезжая их справа и слева вопреки правилам, пересекал сплошные полосы, в общем, вел себя так, будто за ним гнались. Приехав в хозяйство, он затормозил, посмотрел на часы, крякнул:

– Двенадцать минут!

– Ты ненормальный, – констатировала Галина. – Объясни, что случилось?

И на этот раз Валерьян Юрьевич не сказал ей правду, взял из ее руки телефон, позвонил:

– Панасоник, мы приехали. Ты где?

– У дирехторском кабинете я, – ответил тот. – Со мной сторож, ага. Юрьич, милицию надо вызвать... Вы с Галкой не идите сюды, а то по вам стрельнут.

– Милицию вызвали, сейчас приедут, – заверил Валерьян Юрьевич, потом повернулся к Галине, взял ее за руку. – Ждем Берегового. Твой отец в полном порядке, нам не велит идти к нему.

– Что там было?

– Узнаем.

Сумерки сгущались, но в салоне свет Валерьян Юрьевич не включил, чтоб не стать мишенью. Перебирая пальцы Галины, он гадал, кому и зачем понадобилось стрелять в Панасоника, если, конечно, тот не ошибся. За выстрел можно принять любой громкий хлопок, тем не менее спокойствия эта мысль не прибавляла.

Когда Береговой осмотрел кабинет и понял, что в Панасоника действительно стреляли, он вызвал криминалиста – пули его дело. А сам опрашивал свидетелей, в первую очередь сторожа, который был напуган не меньше Панасоника:

– Я телик смотрел. Слышу – стреляют, выстрел ни с чем не спутаешь. Думал, палят по лисице. У нас же здесь недалеко утки, лисы повадились на ферму. Потом думаю себе: выстрел из охотничьего ружья совсем другой, громче, а тут – пах! Коротко так... Ну, я выглянул на улицу. Слышу – мотор ревет. Я на звук побежал, чтоб посмотреть, кто здесь ездит. Из-за угла вижу – машина с хозяйства выезжает. Потом вернулся, зашел в кабинет Валерьяна Юрьевича...

– Что за машина была, чья? – спросил Береговой.

– Легковая, – замялся сторож. – Не разглядел чья.

По его вороватым взглядам, которые он кидал на Валерьяна Юрьевича, полагая, что их никто не замечает, Береговой понял: врет, знает машину. Сторож обязательно доложит хозяину, чью машину видел в час, когда в хозяйстве нет посторонних, да и работников раз-два и обчелся, не упустить бы этот момент. При всем при том выстрелы явились буквально подарком, подтвердив, что заговор родился в семье Валерьяна Юрьевича. Ну а кому еще нужно убрать с дороги Панасоника, сломавшего все планы заказчика? У детей Валерьяна Юрьевича возникли огромные проблемы, непреодолимые. С другой стороны, очень глупый поступок, прямо сказать, невежественный, ибо указывает на семью. Либо товарищ очень торопится, оттого потерял чувство страха, либо дурак набитый, либо он уже по уши в дерьме, у него нет иного выхода, кроме как довести до конца начатое.