Лариса Соболева - Злодеи-чародеи

Зыбин разложил послания перед собою, умостил на столешнице локти и в хаотичном порядке пересматривал записки, словно собрался сложить из них некий пасьянс. Он вовсе не заинтересовался рассказами Медьери о необычных пребываниях под землей йогов и зомби на Гаити и в Индии, казалось, он попросту пропустил все это мимо ушей.

– М-да… – протянул Зыбин после долгого молчания, во время которого Марго не решалась заговорить с ним. – На любовные записки это вовсе не похоже, ни словечка нежного.

– Между прочим, – получила повод вступить в диалог графиня Ростовцева, – он не обращается к Элизе по имени ни в одной записке.

– А также он ни разу не подписался, не поставил даже инициалов-с. И вообще, сударыня, ежели б вы не знали, кому принадлежат эти писульки, сказали бы наверное, кто писал сие – мужчина женщине али женщина женщине? Преданной и женщина ведь может представляться, не так ли?

– Да, я бы этого не определила. Нехарактерно для влюбленного… Письма – единственное средство общения на расстоянии, а влюбленных обычно отличает многословие, они не скупятся на… нежности.

– Зато сие характерно для тех, кто предусмотрительно не желает оставить ни малейшего своего следа, – хмуро заметил Зыбин. – Скажу больше: записки написаны умным человеком, по ним невозможно вычислить, кто же этот загадочный третий. И что за странность: карету он имеет, стало быть, у него есть и состояние, а на балы не выезжал. А ежели он обладал состоянием, то мог бы попытаться попросить руки юной графини, но этого он не сделал.

– И богатые купцы имеют свои выезды, – возразила ему Марго. – Иной раз и богаче княжеских. Коли он купец или капиталист, то просить руки Элизы у графа Ростовцева ему было бесполезно.

Зыбин вновь ее не слушал, говорил сам с собой:

– Почему Элиза Алексеевна предпочла мнимую смерть, а не побег со своим обольстителем, как бегут и тайно венчаются многие девицы? Вы бы, сударыня, согласились, чтоб вас в землю закопали?

– Бог с вами! Ни при каких условиях не согласилась бы. Может, и она не знала, что ей предстоит вначале… умереть?

Очевидно, Зыбин уже с утра был настроен исключительно на возражения:

– Не знала? Тем не менее вот здесь… – Он постучал пальцем по ближайшей записке. – Здесь написано: «Решайтесь!» Что же сие означает?

– Означает, что он не был честен с Элизой.

– Это доказывает, что ваша Элиза Алексеевна была чрезвычайно глупа-с! – рыкнул Зыбин, а он был известным консерватором, не допускавшим никаких вольностей со стороны женщин. – Нынче девицы без посредников принимают решения по поводу всего, что их касается, а опосля локти кусают. Не знала она! А повстречавшись с князем, отчего она не ушла с ним? Кто его по голове дубиной-то огрел?! Знала-с!

Марго не стала вступать с ним в полемику, хотя ей было что сказать, но этого не требовалось. Сейчас им желательно было прийти к общему знаменателю, чтобы помочь бедной девушке, попавшейся в сети негодяя. А в том, что ее дружок – негодяй, графиня Ростовцева была уверена. Она рассеянно слушала Зыбина, закатившего глаза к потолку, видно, там он искал ответы на свои вопросы:

– Где же сей господин? И господин ли он? Не исключено, что это какой-то заезжий проходимец аль еще кто! У нас есть лишь почерк, но как и где раздобыть другие записи, для сравнения? Коли так продумано содержание записок, что по нему не догадаешься, о чем речь идет, не изменил ли он и почерка, когда писал? Да и сами эти воскрешения… больно уж мудрено-с, неправдоподобно!

– И все же, Виссарион Фомич, – оживилась Марго, считая тему воскрешения наиболее важной, – как ни отрицал месье Медьери, а две возможности провести некоторое время под землей для человека существуют.

Зыбин перевел на нее сонный взгляд и кисло промямлил:

– Им там, в Индии, от жары деваться некуда, только в землю и закапываться. А Таити…

– Гаити, – поправила она.

– Да это ж без разницы, сударыня, хоть Ямайка, хоть Индия, хоть Сиам! Далековато сии страны от нас, не находите? А поблизости я эдаких страстей с покойниками в главных ролях сроду не слыхивал, стало быть, подобных случаев у нас не происходит. А коль они бывают, то… может, и правда нечистый здесь замешан?

Он все еще пребывал в сомнениях и неверии! Это потому, что столкнулся он с непростым, непривычным делом, выходившим за пределы его понимания. Если бы однажды Марго не стала свидетельницей «дьявольских» происшествий и не раскопала истину, то сейчас она тоже верила бы в оборотней, призраков и тому подобную чертовщину. Но Зыбин не верит в чудеса, он – конкретен, как тот же стул, кирпич, бревно. Значит, он обязан подходить к раскрытию сего преступления с позиции человека, который допускает появление личности со сверхвозможностями, а не бросаться из крайности в крайность. Но разве ему это объяснишь? Марго все же попыталась:

– Именно потому, что подобных случаев у нас не бывает, оба покойника и появились! На Гаити этим никого не удивишь, как и в Индии. А у нас кто подумает, увидев живых Элизу и Загурского, что есть некий способ войти в могилу… лжемертвым, а затем выйти из нее? Будут кричать о призраках, чертях, приближении апокалипсиса… о чем угодно, только не о том, что некто неизвестный нарочно туманит их сознание!

– Сударыня, покороче, – бестактно прервал он ее.

Неблагодарный! Жаль, Марго – не простая баба, она бы сейчас с удовольствием выдрала из щек Зыбина его ужасные бакенбарды. Но драться аристократке не пристало, а если сделать замечание Зыбину – мол, не забывайтесь, с кем разговариваете, – то придется ей после этого гордо (и навсегда!) удалиться. Есть только один выход: не замечать его некорректность и невежливость.

– Извольте. – Нос она все же вздернула, чтобы этот старый пень не слишком-то задавался. – Нужно искать знахарей, медиумов, колдунов! Не может быть, чтобы они того не знали – кто из их когорты способен умертвить человека, а через какое-то время оживить? Что, ежели Загурский и Элиза – уже не первые в его практике?

– Разумно, – неожиданно согласился с ней он. – В нашу обязанность входит проверка всех версий, какими бы нелепыми они ни казались…

В дверь просунулась голова молоденького сыщика, недавно поступившего на службу в полицейский участок:

– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие?

– Разрешаю, – буркнул Зыбин, складывая в коробочку записки.

В отличие от Пискунова, юноша не старался выслужиться, а держался с достоинством, при всем при том в рамках дозволенного. Он успел проявить себя на службе, к тому же и внешне был хорош собою, а с такой наружностью легко выдать себя и за господина, что иногда бывает кстати; во всяком случае, юноша располагал к себе. Потому Зыбин давал Кирсанову наиболее сложные поручения, заодно присматриваясь к пареньку, ведь толковых людей в полиции маловато.