Эля Хакимова - Комната страха

«Что же такое! Что же, как же это!» – причитал голос внутри Евы. До сих пор ни разу не сталкиваясь с криминальной стороной жизни, кроме как при составлении экспертных заключений для судов и адвокатов, она не могла принять именно этой части своей истории. Все последние дни разворачивались так стремительно, так не похоже на все, что было прежде. Ну да, всегда были странноватые родственники. Мама чудаковатая. Вот, пожалуй, и все.

Ступор все не проходил, но Ева машинально начала переодеваться. Она особенно тщательно расправляла каждую складку помятой и лишь немного испачкавшейся одежды. Очень медленно и со вкусом застегивала каждую пуговицу. Одевшись и кое-как без зеркала пригладив волосы, она осторожно присела на кровать.

– Ева, я стучал, вы, вероятно, не слышали. Если вы уже готовы, я могу вас отвезти домой. – Макс сел рядом с Евой и замолчал, не зная что сказать. Да и что можно сказать в такой ситуации? Слова бессильны, когда надо передать такие смешанные и непривычные чувства, как бессильны они, скажем, когда надо описать слепым от рождения все, что касается цвета или света. Пожалуй, слова не самый универсальный способ передачи информации. Уже выходя из палаты, Ева запнулась у порога, вернулась к тумбочке и прихватила таблетки, принесенные медсестрой.

Пока они с Максом ехали по мокрому городу в сторону собора, она не произнесла ни слова. Сжимая в кулаке коробочку, притихшая Ева сидела рядом с водительским креслом и следила за светофорами. Ни о чем думать она не хотела.

– Ева. Ева, мы приехали.

Расстояние было таким незначительным, что Ева вполне могла бы дойти пешком. У нее все-таки не нога была сломана, а всего лишь запястье.

– Мне подняться с вами?

– Нет. Спасибо.

«Голос изменился», – отметила Ева. Впрочем, возможно, это из-за того, что ее, видимо, еще и душили, судя по синякам на шее. Наверное, скоро пройдет.

– Все же сообщите родным. Это будет лучше для вас и… для них тоже.

– Нет. И вы не смейте! – «Устала. Я очень устала, вот и все». Отвернувшись, она бросила через плечо: – Прощайте.

«Так. Ну, все ясно. Все ясно. Главное – есть таблетки. Остальное ерунда. Я же не кисейная барышня, в самом деле. Человеческий организм очень выносливый. И я переживу. Если не акцентировать и не усугублять – можно все пережить. До меня тысячи, миллионы… да что там, миллиарды, – думала она, заходя в квартиру, – перенесли то же самое. История человечества – история войн. Армии грабили, убивали и насиловали. Целые города и страны».

Но никакие миллионы марширующих стройными рядами изнасилованных женщин не утешали и не примиряли Еву с ее личным горем. Было нестерпимо жалко себя. А этого допускать никак нельзя. В конце концов, ее положение не из худших. Как там сказала медсестра? Пара разрывов (чего именно, Еве знать абсолютно не хотелось), никакой заразы – это, пожалуй, и правда может порадовать. Спасибо огромное!

И все же лучше съесть таблетки, причем немедленно. Ева лихорадочно принялась шарить по карманам… Таблеток не было. Взъерошив волосы, Ева напрягла память. Взяла коробочку с лекарством. Держала в руке. Потом открывала дверь квартиры – коробочки в руке уже не было. Уронила на лестнице – логично? Факт, логично.

Выбежав на лестничную площадку и ничего не обнаружив, она удивилась. Не веря своим глазам, медленно спустилась до первого этажа. Вышла на тротуар. Ничего отдаленно напоминающего картонную упаковку не было и в помине. Даже мусора никакого. Все еще не особенно испуганная, Ева проделала обратный путь, не поднимая головы, тщательно осматривая сантиметр за сантиметром сначала выложенный брусчаткой тротуар, потом истертого мрамора ступеньки и выложенные мелкой плиткой лестничные площадки. Ничего.

Зашла домой, просто чтобы не стоять на лестнице. Оставшись у порога, Ева стояла и напряженно думала. Что теперь? Нормальная женщина, возможно, и сама знала бы, что это за таблетки. Нормальный человек обратился бы к своим друзьям или родным. Ева, давно уже поставившая на себе крест как на человеке и женщине, обремененных нормальностью, растерялась. Решившись все же, она понадеялась на авось и пошла в аптеку.

Ближайшая аптека располагалась в двух кварталах. Ни разу не бывавшая здесь, Ева почти с интересом прошлась вдоль стеклянных витрин, заваленных всевозможными препаратами. «Вот у Виолы в автомобильной аптечке наверняка завалялось что-нибудь в этом роде», – подумалось ей. Плавая в море специальных наименований, Ева размышляла, кто придумывает такие идиотские названия. Называли бы уж по-честному От головы. От живота. От глупости. От нежелательной беременности. «А это откуда у меня? Надо же, «нежелательная»! Это явно не мой случай. Мой случай названия иметь не должен. Его вообще в природе быть не должно. – Лицу вдруг стало прохладно. – Ну вот, опять разревелась», – с раздражением подумала Ева.

Народу было как-то уж слишком много. И все только и делали, что с любопытством разглядывали растрепанную девушку с синяками и ссадинами на лице, да еще с загипсованной рукой. Обложенная белым рука покоилась на самодельной перевязи из пояска. Поясок (подарок Марфы, избавиться от которого она еще не успела) был сплетен из ремешков и украшен монетками пенни с портретом королевы Елизаветы. Меньше всего Ева была озабочена эстетическими соображениями, когда сооружала эту перевязь. Но теперь она чувствовала себя опереточным инвалидом.

Когда подошла очередь, она наклонилась к окошку. «Что они его так низко делают? Специально, чтобы смотреть свысока на просящих?» – подумалось Еве, злой и смущенной как никогда.

Она попыталась воспроизвести заранее заготовленную и отрепетированную фразу:

– Э-э-э-э-э… Можно мне… Вы не могли бы…

– Что вам? – нетерпеливо и деловито осведомился мальчик («Форменный мальчик ведь! И как таких пускают в аптеку работать – для этого же специальные знания необходимы!» – возмутилась Ева), посматривая на избитую, явно хиппующую девчонку, впрочем, довольно ничего себе, и уже более доброжелательно: – Я вас слушаю.

– В смысле… Нет, ничего, – капитулировала Ева.

Выскочив из аптеки, Ева отдышалась, прислонившись к стене. Тут же, впрочем, отшатнулась от надежной опоры под осуждающим взглядом вышедшей из аптеки посетительницы, дамы возраста Виолы. И понеслась в сторону дома под укоризненное цыканье мегеры.

По пути к спасительному укрытию своей квартиры она заметила неоновые огни винного магазинчика. Всплыли в голове сюжеты прочитанных книг, в которых девочки-подростки пытались скрыть следы раннего полового созревания в виде той самой пресловутой незапланированной беременности. «Мне надо выпить виски. Или водку, или джин. Это, кажется, самое крепкое спиртное». Выбор напитка всегда зависел от страны проживания девочки-подростка. В буфете у Евы была припасена лишь бутылка шардоне.