Олег Рой - Банкротство мнимых ценностей

На следующий день Вика в офисе Крутилина заполнила анкету, поговорила с молоденькой девушкой, на следующем собеседовании – уже с солидной полной дамой. В третий раз ее уже пригласили на встречу с Евгением Александровичем.

Крутилин понравился ей с первого взгляда. Моложавый симпатичный мужчина, лет тридцати пяти, худощавый, не особенно высокий, с выразительными голубыми глазами, прятавшимися за стеклами дорогих очков.

– А, так это вы от Карины? – улыбнулся он, прочитав чьи-то пометки на полях ее анкеты. – Ну и что, когда сможете к работе приступить?

– А когда нужно? – робко спросила она.

– Вчера, – он простодушно развел руками и беспомощно улыбнулся. – А то у нас уже просто беда какая-то…

И она, сразу забыв о своем намерении держаться по-деловому и с достоинством, тоже улыбнулась в ответ.

Первое время Вика очень боялась, что на новом месте к ней могут приставать. Кто его знает, какой он, этот Крутилин, мало ли что у него жена есть. Профессия секретарши в нашей стране окутана некоторым флером пикантности, никогда не знаешь, какие дополнительные обязанности могут свалиться. На Западе сейчас даже слова такого нет – «секретарь», а у нас оно вовсю в ходу. И несмотря на то, что Максим заверил, что на новом месте от нее потребуется только профессиональная работа и ничего больше, она все равно сомневалась. Но очень скоро убедилась, что зря, Крутилин, по-видимому, не испытывал к ней никакого сексуального интереса. И вообще выглядел очень счастливым человеком.

– Он совсем недавно женился, – говорил ей потом Максим. – Я же тебе рассказывал.

Шеф был очень доволен новой сотрудницей. Ее безупречный английский, фантастическая старательность, аккуратность, хорошие манеры, и главное – добросовестность, с которой она выполняла свою работу, произвели приятное впечатление на всех. Хотя Крутилин иногда шутил, что Вика напоминает ему пожилую английскую леди Викторианской эпохи.

А вот она влюбилась. Как-то для самой себя незаметно, если бы заметила, то тут же одернула бы себя, в крайнем случае уволилась. Но они виделись каждый день и плотно работали вместе, и все произошло как-то само собой. Она знала про него почти все, слышала обрывки разговоров с женой, была свидетельницей мелких нюансов его личной жизни. Секретарь – как врач, от него ничего скрыть невозможно, даже если захочешь. Как же это случилось? Позже она часто раз за разом прокручивала в голове все эти годы. В какой момент она поняла, что эта улыбка, эти волосы, к которым так хочется прикоснуться, наверняка такие мягкие и шелковистые на ощупь, эти ласковые с хитринкой глаза стали так ей дороги? Видеть их стало повседневной необходимостью. Теперь она бы не ушла, даже если бы ей перестали платить зарплату.

Вот только эту идиллию время от времени нарушал Макс Бирюков, теперь считавший, что Вика обязана ему по гроб жизни.

Он появился в квартире, где она проживала с братом, несколько лет назад и поначалу совершенно затерроризировал Вику. Расхаживал в чем мать родила, поигрывая мускулатурой. Покрикивал на нее. Все время был голоден и требовал, чтобы его кормили. Ел он много и жадно, Вика прозвала его Барабеком. Знакомый слесарь поставил замок на хлипкую дверь ее комнаты, но она понимала, что Бирюков, если захочет, выставит дверь одним ударом. Она переживала, когда он был груб со Степаном. От его отборного мата и жалкого лепета брата Вика закрывалась в своей комнате или просто уходила на улицу. Любовники не скрывали от нее своих наркотических пристрастий и очень быстро пресекли ее жалкие попытки наставить их на путь истинный. Она подумывала уже о размене квартиры, но Степан попросил не делать этого, сказав, что скоро они с Максом уедут в далекую страну, пусть она немножко потерпит. Что за страна, на какие средства они собирались туда поехать и что там делать, Степа ей так и не сказал.

– Много будешь знать, сама знаешь, что случится, – шутил он.

Степан работал парикмахером в модном салоне – «Vis Divina». Хозяйка платила хорошо, к тому же мастер он был действительно классный, у него была своя клиентура, платили, не скупясь. Деньги на хозяйство он приносил приличные. А порой баловал сестру – давал по двести-триста долларов просто так:

– Купи себе, чего там тебе надо…

И при этом брат на ее глазах превращался в совершеннейшую бабу. По-бабьи ухаживал за Максом, убирал за ним, стирал, гладил и даже стал готовить – чего сама Вика не очень-то любила делать.

Макс Бирюков за свои двадцать семь лет уже не раз успел посмотреть смерти в глаза. Нет, он не занимался экстремальным спортом, не служил в милиции и не воевал в горячих точках. Он попал в десять лет в детдом.

Отец Максима, шофер-дальнобойщик, расшибся на многотонной фуре, когда в него врезалась легковушка. Легковой машиной управляли какие-то пьяные подростки. В той аварии не выжил никто. Когда директор предприятия, на котором работал отец, объявлял скорбную новость маме, Максим был дома. Он услышал, как директор рассказывал, что отец в аварии не виноват, водителем он был от бога. Он специально пустил машину в кювет, надеясь не зацепить петлявшую по дороге пятерку, но уже ничего нельзя было сделать.

Через неделю после похорон, когда казалось, что все поминки, приличествующие случаю, должны были бы закончиться, мальчик пришел из школы и увидел у матери на столе бутылку водки.

– Ты что, мам? – Он почувствовал, что во рту у него все пересохло. В их городке многие женщины пили, и он очень испугался.

– Уйди, урод, отсюда, – выдохнула мать и бросила в него тарелку. Та с грохотом ударилась о стену и вдребезги разбилась. Максим понял, что она безобразно пьяна. Во время похорон она почти не приходила в себя, ее отпаивали успокоительными и накачивали транквилизаторами, а теперь сознание стало потихоньку возвращаться к ней, а вместе с ним и обострялась боль утраты.

С тех пор мать стала спиваться. Постоянно, чуть не до драки, ссорилась со свекровью, которая никак не могла простить бывшей невестке смерть сына. Каким-то иррациональным образом она считала, что именно та виновата в его гибели – «заездила мужика». Когда между матерью и бабкой начинались такие вот безобразные скандалы, Макс всегда норовил удрать из дома подальше.

Сначала мама пьяная приходила домой и падала прямо на полу. Сын, жалея, укутывал ее, спящую, одеялом, чтобы не простудилась. Но позже она и вовсе перестала являться, пропадала сутками, а иногда и неделями. И кончилось все тем, что ее лишили родительских прав, а Максима определили в детский дом. Бабушка к тому времени уже умерла.

Мать ни разу не навестила его. После того как он покинул детдом в восемнадцать лет, он пытался найти ее, но по прежнему адресу она не жила, дом стоял заколоченный. Что с ней стало, никто не знал, а может, просто ему не говорили.