Олег Рой - Банкротство мнимых ценностей

– Жека, – он выбрал наиболее мужественный вариант своего имени.

– А я Таня Серпилина. Ты откуда взялся?

– Из Москвы приехал. А ты тоже в Сташкове живешь?

– О! – Таня поглядела на него с уважением. – Ну, надо же, и как тебя сюда угораздило добраться? Тут километров шесть от деревни будет… А я вообще-то живу в Перми, мы с родителями только на лето к бабушке приезжаем.

Помолчали. Вроде говорить уже было не о чем, но расходиться не хотелось.

– А ягоды ты все-таки не ешь больше, – сказала вдруг девочка.

– Это почему еще? – возмутился Женя.

– Плохо может стать с непривычки.

– Много ты понимаешь!..

– Дело твое, – бросила она и пошла прочь.

Оставаться одному уже почему-то не хотелось, сладкое одиночество было нарушено, и Женя, сорвав еще несколько ягод, встал, потоптался на месте и вдруг бросился догонять девочку. Таня ушла недалеко, увидев его, ничего не сказала. Так и зашагали вместе по утреннему лесу.

– Вы надолго приехали? – спросила она через несколько минут.

– До конца лета, – с готовностью ответил Лохнесс, – а живем в доме у Анны Николавны, Шаниной, кажется.

– Шанькиной, – поправила Таня.

– Похоже, ты тут все знаешь?

– А то! И всех, и все. Я тебе тут многое могу показать – и лес, и реку, и озеро. Хочешь?

Женя радостно кивнул головой и подумал, что жизнь в Сташкове, возможно, будет не так уж плоха, как ему показалось сначала.

– У меня тут есть друг, – сказала Таня на следующий день, – он местный, Ваней зовут. Пошли, познакомлю.

Они отправились узкими улочками, пока не дошли до покосившегося домика почти на самом краю деревни. Таня толкнула обветшалую калитку, дети пересекли огород, занимавший почти весь участок, и поднялись на крыльцо. Не стучась, девочка потянула на себя дверь и подтолкнула Женю вперед:

– Ну чего встал? Заходи.

Обстановка внутри была еще проще, чем у Анны Николавны. За грубо сколоченным, видно самодельным, столом сидел мальчик лет тринадцати и разбирал старый приемник.

– Привет, Вань, – небрежно бросила Таня и с разбегу плюхнулась на продавленный диван, – это Женя из Москвы. Ну, помнишь, я тебе вчера говорила.

Выяснилось, что Ваня жил с отцом, матери у него не было. Жене было любопытно, что с ней случилось, однако спрашивать об этом самого Ивана он постеснялся. Проще было поинтересоваться у Тани, но та лишь пожала плечами и ответила что-то неопределенное, мол, вроде бы давно в город уехала и тут не появляется. Отец Вани работал кузнецом на полевом стане и не то чтобы был горьким пьяницей, но регулярно, раз в месяц или в два, уходил в запой на несколько дней. В такие дни Ваня старался поменьше бывать дома, хотя отец сына любил и, даже когда был пьян, старался не трогать. Но видеть отца в запое Ване все равно было тяжело: тот, как рассказывала Женьке Таня, крушил мебель, стучал кулаками по стене, что-то зло бормотал, на кого-то ругался и плакал. Видимо, так прорывались наружу желчь и боль, накопленные за годы одинокого житья.

Как это часто случается в детстве, за каких-то несколько дней новые друзья стали для Лохнесса чуть не родными. Каждое утро он начинал с того, что, проснувшись как можно раньше, наскоро завтракал и спешил прочь из дома.

– Ну куда ты так торопишься, хоть поешь нормально, – уговаривала мама, но Женьке было не до нее. Он почти бегом бежал на соседнюю улицу, где в добротном доме с верандой и свежевыкрашенной зеленой крышей жила Таня. Потом они вместе заходили за Ваней, и уже втроем отправлялись куда-нибудь гулять, по деревне, в лес или в поле. Валялись на траве, дурачились, играли в карты или просто болтали, словом, проводили время, как самые обычные дети, не знающие ни печали, ни проблем.

Особенно, конечно, любили ходить на берег Камы. Насчет реки Женя с самого начала получил строгие указания матери, что купаться без взрослых нельзя, и пообещал слушаться. Но разве можно было устоять?

На всякий случай они уходили за пару километров от деревни, туда, где река была особенно широкой. Это место называли чертовой заводью, потому что дно было илистое, вязкое. Среди местных даже ходили слухи, что какую-то девушку затянуло в ил. А Таня была уверена, что в истории с девушкой река ни при чем – та сама утопилась здесь от несчастной любви, и якобы в лунные ночи ее призрак выходит из воды и бродит по берегу. Мальчишки смеялись, но с удовольствием поддерживали этот разговор, делавший купание в чертовой заводи еще более привлекательным.

Женька плавал не слишком хорошо и потому всегда старался держаться поближе к берегу, так, чтобы всегда чувствовать ногами дно. Зато для Тани и особенно Вани никаких преград не существовало, они могли провести в реке чуть не час и нисколько не устать. В хорошую погоду друзья целыми днями пропадали на берегу Камы – купались, загорали, рассматривали проплывавшие мимо суда, а пассажирским теплоходам кричали, размахивая руками, и радовались, когда кто-то с борта махал им в ответ.

Домой Лохнесс возвращался только в сумерках, предусмотрительно оставив мокрые плавки у Ивана. Галина Евгеньевна была не слишком довольна тем, что почти не видит сына.

– Ты бы почитал что-нибудь хоть из школьной программы… Для чего мы с тобой полный чемодан книг привезли? А то ты ведь так вовсе читать разучишься, – ворчала она, накладывая полную тарелку вареной картошки с квашеной капустой.

А он пропускал ее слова мимо ушей. До книг ли, когда все дни под завязку заполнены событиями, играми, приключениями и новыми, непривычными отношениями? Не до конца, лишь краем сознания Лохнесс вдруг иногда осознавал, что, кажется, влюбился, но он тут же отмахивался от этой мысли. Думать об этом не хотелось еще и потому, что ощущал он себя в центре настоящего любовного треугольника. Судя по всему, Ваня тоже питал к Тане давнюю симпатию, и она до недавних пор отвечала ему взаимностью – пока не переключила свое внимание на Женю. Ваня, впрочем, стоит отдать ему должное, не опускался до ревности или обиды на своего соперника. Лишь спустя годы, анализируя события того лета, Евгений пришел к выводу, что первая детская полувлюбленность осознавалась всеми ими скорее как теплая дружба и желание быть все время вместе, чем как проявление какого-то собственнического инстинкта.

Никогда больше ему не удалось добиться такого единения и почувствовать такое родство душ с другим человеком. Хотя они и конкурировали с Ваней за девичье сердце, а юная кокетка никому не давала определенного предпочтения. Но, как ни странно, именно такое положение дел оказалось Жеке на пользу. Он вдруг понял внезапно, что стал старше, что теперь может и должен сам оценивать свои поступки и отвечать за них. Что, как выяснилось, не так-то просто. Выбирать между дружбой и любовью – с этой задачей подчас не справляются и взрослые.