Екатерина Лесина - Рубиновое сердце богини

– Убили? – С каждой секундой беседа становилась все интереснее. Значит, господин Баюн утверждает, будто Димка встречался с Красилиной. Ну-ну. Или это подстава, или Антон ни черта в людях не понимает. Вот тебе и друг детства, повесит свои грешки на пыляевские плечи – и глазом не моргнет. И ведь, не попадись Сапоцкину глазастая старушка, которая обожает сплетни и мексиканские сериалы, он бы и подумал на Пыляева. Вдохнув поглубже – Антон слышал, будто подобным образом можно унять раздражение, – он приказал:

– А вот с этого места поподробнее, пожалуйста.

– Ну… Я-то подробностей не знаю, Демка человек скрытный, не любит языком трепать, как некоторые. Я вообще случайно узнал – встретил его с Ингой, она у нас подрабатывала…

– У вас – это на фирме?

– Да-да, на фирме. Она манекенщица, модель, мордашка симпатичная, вот и запомнилась. Я у него спросил насчет романа, а Демка, значит, огрызнулся, буркнул что-то неразборчивое, а потом вообще тему сменил. Я, честно говоря, обозлился, ну и решил: не хочет говорить, ну и черт с ним, своих проблем хватает. А потом узнал, что Ингу убили. Прямо на пороге собственной квартиры застрелили. Ужас.

– Согласен. И что ваш друг, он сильно расстроился?

– Как бы вам сказать… Знаете, Демку сложно понять – тяжелое детство, комплекс неполноценности, он замкнутый, нелюдимый, близко никого к себе не подпускает… Мне показалось, что смерть Инги, как бы это выразиться… Ну, что ему все равно, жива она или нет. Только поинтересовался, нашли ли убийцу.

– У кого поинтересовался?

– У меня. Я ответил, что не знаю, а Демка кивнул и ушел.

– Куда ушел?

– Да откуда мне знать, куда он ушел, Пыляев передо мною не отчитывается, дела были, вот и ушел. Он даже на похороны не явился. В принципе это не преступление, но… Ну, понимаете, это как-то неправильно, что ли.

– Девушку, значит, Ингой звали?

– Да, – подтвердил Георгий Алексеевич. – Красивина… Нет, Красилина, точно, Красилина Инга, отчество, извините, не припомню…

– Вадимовна. Красилина Инга Вадимовна. Кстати, Георгий Алексеевич, а у вас с ней какие отношения были?

– Отношения? – Баюн аж вспотел, Антон физически ощущал волну недовольства, исходящую от свидетеля. Небось хочется высказать в лицо все, что он думает о тупых вопросах тупого капитана, но пока еще держится. Держится, но боится. Чего боится? Того, что Сапоцкин узнает, кто на самом деле был любовником Красилиной?

– Да не было у нас никаких отношений! Никаких, понимаете?! Она работала, и то не постоянно, а иногда, ну, встречались, ну, здоровались…

– Ну, до дома вы ее подвозили…

– Когда?

– А это вы мне скажите, когда.

– Я… Я подвозил… Однажды… Поздно было, и я предложил, ну, девушка, ночь, опасно было… И я…

– И вы любезно предложили подвезти, – завершил фразу Антон.

– Да.

– И на этом все?

– Все.

– Георгий Алексеевич, я бы рекомендовал вам подумать еще раз. Есть свидетель, который видел, что вы регулярно навещали Красилину. Этот же свидетель утверждает, будто отношения у вас были более чем близкие…

– Ложь! Он врет, этот ваш свидетель! Я не… У меня невеста! Да как вы вообще… Я согласился сотрудничать с вами только из уважения к милиции, а вы… Да я жаловаться буду!

Антон прикрыл глаза, он терпеть не мог крика и вранья, а здесь было и то, и другое. Жаль, конечно, что Баюна запретили трогать. Очень жаль.

Пять дней промелькнули, как один. Пыляев не врал, здесь на самом деле было удивительно красиво и спокойно, а я так давно не была в отпуске…

С Анастасией Павловной мы подружились как-то очень быстро и совершенно по-девчачьи, словно нам лет по шестнадцать. Она даже разрешила мне прокатиться на Валете, во дворе и только один круг, но все равно впечатление незабываемое. А Димка, когда узнал, так разорался, что у меня минут пятнадцать еще в ушах звенело. Он вообще запретил близко к коню подходить, поэтому, когда я во второй раз села в седло, Пыляеву и словом не обмолвилась. Обойдется.

Димка звонил каждый день, и я очень быстро привыкла и к звонкам, и к разговорам ни о чем, которые порой могли затянуться на час, и к шуткам, не злым, как раньше, а очень даже дружеским. Жаль только, что Пыляев не считал нужным вводить меня в курс дела, а сама я спрашивать не решалась, уж больно у Розалии Алексеевны слух хороший, поэтому разговаривали мы исключительно на отвлеченные темы, и не могу сказать, чтобы мне это не нравилось.

Сегодняшний вечер мало чем отличался от других, разве что тетя Роза уехала вместе с Федором в город, у какой-то ее подруги намечался праздник, вот тетушка, по выражению Анастасии Павловны, и «ушла в загул». А мы, воспользовавшись ее отсутствием, устроили пикник прямо на полу, возле камина. Татьяна если и подивилась барской причуде, то виду не подала.

– Может, здесь и останемся? – предложила Анастасия Павловна, и я согласилась. Огонь в камине, мягкий теплый ковер под ногами, приятная компания – что еще нужно для счастья. За окном смеркалось, но включать свет мы не стали.

– Знаете, Машенька, в тот день, когда вы сюда приехали, мне звонила Ада. Аделаида Викторовна, – пояснила моя собеседница. – Она вас знает и…

– И просветила вас на мой счет? – Вот это поворот, я примерно представляла, что могла рассказать Аделаида Викторовна, отношения у нас сложные, но отчего же тогда госпожа Пыляева так спокойна?

– Примерно так. Признаюсь честно, я пришла в ужас и тотчас же позвонила Диме.

– А он?

– Он сказал, чтобы я не лезла не в свое дело.

– А вы?

– Прислушалась к совету и, надо сказать, ни капли не жалею. Мне следовало бы помнить, что Ада любит преувеличивать проблемы, да и характер у нее сложный. Адочка безумно любит своего сына, – заметила Анастасия Павловна. – Я ей даже завидую, у нее есть цель и смысл в жизни, такая любовь дорогого стоит.

Да уж, дорогого – семь лет на грани истерики от постоянного вмешательства Гошиковой мамочки в наши дела. Ее раздражало все, начиная с моей привычки называть ее обожаемого Жоржа Гошиком и заканчивая тем, как я жарю яичницу. В яйцах, видите ли, слишком много холестерина, который ведет к образованию тромбов. Полное безумие. Но что-то мне подсказывает, разговор здесь не об Аделаиде Викторовне.

– У вас тоже есть сын, – осторожно заметила я. Анастасия Павловна печально улыбнулась и ответила:

– Есть. Вы правы, Машенька, сын у меня есть, а вот любви нет.

– Чего? – В первый момент я не поняла. Во второй, кстати, тоже.

– Любви, – охотно пояснила госпожа Пыляева. – Видите ли, Машенька, я не люблю своего сына. Вы, наверное, станете осуждать меня… Сложно объяснить… Считается, что материнская любовь – это нечто обязательное, как, например, способность видеть или слышать. Есть мать, есть ребенок, значит, она в обязательном порядке этого ребенка любит. – Анастасия Павловна замолчала.