Екатерина Лесина - Леди, которая любила лошадей

Некромант оказался молодым.

И симпатичным.

И если первое обстоятельство Демьян еще мог бы ему простить, то второе вызывало в душе немалое раздражение. Как и то, что этот треклятый некромант, казалось, вовсе не испытывал ни малейшего стеснения, находясь в окружении людей, стоявших несравненно выше его по положению. Он спокойно водрузил на стол локти, и мятые рукава пиджака съехали, обнажив и чересчур широкие манжеты, и торчавшие из этих манжет узкие запястья.

Некромант тянулся через стол.

И дотянувшись, брал с блюда пирожное. И отправлял его в рот. Жмурился. Щурился. Едва ли не урчал довольно, заставляя Марью Александровну, к позднему обеду вышедшую при полном параде, хмуриться. Впрочем, недовольство ее скорее ощущалось, чем виделось.

Василиса вот была задумчива.

Она смотрела на тарелку. И в тарелку. И вздыхала порой. И хотелось спросить, что именно заставляет ее грустить, а заодно уверить, что какова бы ни была причина, но грусть пройдет.

Демьян телефонировал племяннику.

И тот обещался быть. Сперва один, а потом, глядишь, и с невестою. И кажется, с предложением своим Демьян поспел как раз вовремя, ибо сестрица, которой он тоже телефонировал, раз уж выпало добраться до аппарата, долго и возмущенно рассказывала, как неправильно себя эта невеста ведет.

А ведь еще не жена.

Точно не уживутся.

А в Гезлёве, глядишь, найдется работа толковому ветеринару.

Конюшни… не так сильно они и пострадали. Защита сработала отменно, а будь она в полной силе, поджог вовсе не удался бы. Обман? С ним разберутся, если Демьян что-то понимал в людях, то Вещерский этакого оскорбления не попустит, не говоря уже о ледяной княжне, чье внимание отнюдь не было лестным.

То и дело взгляд ее весьма задумчивый останавливался на Демьяне.

И с каждым разом — все дольше.

И хотелось не то, чтобы спрятаться, скорее уж откланяться, пока Демьян не совершил какой-то серьезной ошибки. Все ж с манерами у него было худовато.

Да и вообще…

— Стало быть, вы служите? — спросила княжна столь ласково, что мысль о побеге почти оформилась.

— Да.

— Кем?

— Жандармом.

Она легонько кивнула, будто соглашаясь, что и жандармы нужны. А ведь в высшем свете их, мягко говоря, недолюбливают.

— И ранены были?

— Да.

— Как?

Демьян поглядел на Вещерского, а тот кивнул, надо полагать, позволяя говорить.

— Под взрыв попал.

Светлая бровь приподнялась. А вот Василиса посмотрела едва ли не с ужасом.

— По собственному, следует признать, ротозейству…

— Скорее уж по неудачному стечению обстоятельств, — поправил Вещерский. — Я читал отчеты. И на месте побывал. Если бы не самоотверженность Демьяна Еремеевича и его людей, пострадали бы мирные люди… много мирных людей.

— Что ж, — ледяной взгляд потеплел. — В таком случае рада, что вы успели вовремя.

Демьян кивнул.

И вновь ожила, оскалилась совесть, напоминая, чего стоило его геройство другим, нашептывая, что, прояви Демьян больше благоразумия, ничего не произошло бы.

Сразу следовало задержать всех.

И пусть бы досталось ему за самоуправство, пусть бы даже пришлось подать в отставку, может, и с позором уйти, но люди остались бы живы.

Его, Демьяна, люди, которые ему верили.

— А вас тоже не мешало бы почистить, — некромант облизал пальцы и зажмурился. — Обожаю эклеры…

— И не только их, как вижу, — не удержалась княжна Вещерская.

— И не только их. Я вообще поесть люблю… особенность… вы берете силу извне, мне приходится тратить свою, а она требует восполнения, — Ладислав тряхнул светлою гривой и взгляд его обратился к Демьяну. — И хорошо почистить… весь серым облеплен. Как твои-то проглядели?

— Так… целители не видят, а таких, как ты, мало. Да и сам знаешь, ваши не больно-то хотят с нами работать.

— Потому что требуете невозможного. И края не знаете.

Это был чужой разговор, отголосок давнего спора, понятного лишь этим двоим. И Демьян посмотрел на единственного человека за столом, пожалуй, общество которого было приятно. И не заставляло ощущать себя случайным гостем в чужом доме.

Василиса смотрела на него.

И взгляды пересеклись, зацепились. Она неловко пожала плечами, будто извиняясь, что все вышло так. А Демьян улыбнулся.

И улыбкой же ему ответили.

— …и я ему говорил, что невозможно это. А он мне, мол, плохо стараешься, что если бы старался хорошо, было бы возможно… и что с ним, спрашивается, делать?

— Так сделал же.

Некромант пожал плечами.

— Сам напросился. Я просто врата открыл…

— А у человека мало, что сердце не остановилась.

Чужой разговор шел лениво, спокойно даже, и в этой лености чудилось признание за Демьяном права слушать, будто стал он вдруг своим, что княжичу, что некроманту, что самому дому, который постепенно оживал.

— Я ж не виноват, что он к целителям не заглядывал.

— Возможно, — спокойный голос княжны заставил Горецкого отдернуть руку от блюда с пирожными, которое, к слову, наполовину опустело. — Вам стоит поговорить о чем-то ином?

— О чем, дорогая?

— О музыке, — это прозвучало так, что стало очевидно, что говорить и вправду будут исключительно о музыке.

— Я куплю тебе рояль, — пообещал Вещерский. — Два.

— Зачем мне два?

— Один тебя успокаивает. С двумя ты будешь вдвое более спокойна. И пианино. То, на которое ты смотрела… беленькое. За дурные деньги.

— Они не дурные. Это вполне нормальная цена для сложного артефакта, — Марья отложила вилку с ножом. — Однако, мне кажется, вам и вправду стоит поговорить о делах, но… не здесь. Нам тоже есть что обсудить.

Улыбка Василисы поблекла, хотя и ненадолго. Она кивнула и тоже поднялась.

— Прошу прощения…

— Я распоряжусь, чтобы чай подали в кабинет.

Некромант все-таки стащил очередное пирожное.

В кабинете пахло морем и старым деревом, воском, пивом, которым натирали кожу огромных кресел, отчего та все еще блестела, пусть и покрылась сетью мелких трещин.

— Прошу, — Вещерский подошел к огромному столу, на котором Демьян к своему удивлению обнаружил уже знакомую шкатулку. — Что скажешь?

Некромант облизал измазанные кремом пальцы и сыто икнул. После чего сощурился и снова икнул. Покачнулся. Подошел ближе. Ноздри тонкого его носа раздулись, а нижняя губа оттопырилась. И вид у некроманта сделался на редкость глупым. Правда, этой кажущейся глупостью Демьян не обманулся.

— Интересно… если бы ты сразу сказал, что будет так интересно, я бы ехал быстрее.

— Я и сам не знал.

Бледные руки потянулись к шкатулке.

Закрылись глаза.

И в кабинете стало до того тихо, что слышно было, как глухо настойчиво бьется о стекло жирная зеленая муха.

— Что это — можешь сказать?