Екатерина Лесина - Рубиновое сердце богини

Вчера звонил Пыляев, опять с его подопечной неприятность стряслась. Еще Димка нес какую-то чушь, будто Пигалица эта больше его на порог не пустит, невзирая на всех маньяков, вместе взятых, требовал приставить охрану, а еще лучше посадить потенциальную жертву в КПЗ, как Антон сразу предлагал. Бред. Впрочем, в другой ситуации Антон так бы и сделал, но… Он не имеет права вмешиваться, он не имеет права даже близко подходить к «Скалли», чтобы, не приведи господи, не спугнуть. А маньяк… Его уверили, что все под контролем и в самое ближайшее время Сапоцкину будут предоставлены полномочия, доказательства и прочее, прочее, прочее. Только вот Пыляеву от этого «прочего» не легче, девица, да и он сам, если уж на то пошло, оказались втянуты в игру на таком уровне, до которого Антону еще расти и расти. Остается надеяться на везение. И на Димку.

Димка не спал. Димка злился. Димка даже наорал на меня: безответственная я, видите ли, и головой не думаю.

– Уехала неизвестно куда!

– Я записку оставила!

– Записку, – фыркнул он. – Записку она оставила, видишь ли! Разбудить нельзя было?

– Аделаида Викторовна просила, чтобы я приехала одна…

– Аделаида Викторовна просила… Кстати, чего ей надо было? – Выпустив пар, Пыляев немного успокоился.

– Я уволена, ты, кстати, тоже, а еще она сказала, чтобы я освободила квартиру. Два дня дала. – Кажется, ничего не забыла, про увольнение сказала, про квартиру тоже. Ох, грехи мои тяжкие, куда я пойду?

– За два дня успеем. – Дамиан, похоже, не удивился. – К слову, уволить тебя она права не имеет.

– Имеет. – Пришлось выкладывать подробности, с каждым словом я все острее ощущала несправедливость. Почему Гошик так с нами поступил? Ладно я, подозреваю, он никогда меня не любил, но Димка при чем? Они же дружили, и вот так просто взять и обмануть лучшего друга. Единственного.

– Маш, сядь, – попросил Пыляев, и я сообразила, что стою посреди комнаты, не то рыдаю, не то смеюсь, и руками размахиваю, точно ветряная мельница.

– Давай, садись. Вот сюда, а еще лучше ложись. Голова болит?

– Нет. – Похоже, Дамиан не поверил. Я что, действительно так плохо выгляжу? Наверное. Отчего-то вспомнилась Карина, и мне стало совсем погано. Вот у этой Карины, наверное, в жизни никаких проблем ни с внешностью, ни с работой, ни с жильем, ни с бывшим мужем… От огорчения я не только забралась на диван с ногами, но и позволила укрыть себя пледом.

– А тебе Карина звонила.

– Карина? – удивился Димка. – Какая еще Карина?

– Тебе лучше знать. – Я зарылась в плед, точно хомяк в кучу опилок. Внутри кокона было тепло, уютно и беспроблемно – это в том смысле, что все проблемы остались снаружи. – Она просила передать, что она звонила.

Дамиан уселся рядом, нахмурился. Мне нравилось смотреть, как меняется его лицо, и не нравилось, когда он злился.

– Не знаю никакой Карины.

– Ага. – Я сказала просто так, чтобы разговор поддержать, а Пыляев обиделся. Зря, конечно, подумаешь, Карина, какое мне до этой Карины дело, ну не помнит, и бог с ней, потом вспомнит, зачем по пустякам расстраиваться, и без этой девицы неприятностей хватает.

– Маш, ну честное пионерское! – Димка подоткнул края пледа. Заботливый.

– Да успокойся ты. Если надо, сама перезвонит. «А не перезвонит, – мысленно добавила я, – оно и к лучшему».

– Эх, Маруся, Маруся… Кстати, – встрепенулся Дамиан, – куда она звонила?

– Телефон… Аделаида Викторовна отдала… – Невыносимо хотелось спать, глаза горели, точно в них песку насыпали, а голос Пыляева убаюкивал. – В куртке. В кармане. Моей. Посмотри.

Кажется, это было последнее, что я сказала перед тем, как провалиться в сон.

Девчонка не поехала домой! «Лексус» нагло торчал возле пыляевского дома, всем своим видом демонстрируя – хозяйка рядом. Где? Да и гадать не нужно, куда еще Машка могла пойти, как не в квартиру своего дружка. Нет, это ни в какие ворота не лезет! Аделаида Викторовна выругалась сквозь зубы – неужели она ошиблась? Недосмотрела, недосчитала, пропустила что-то? Хорошо, если они сейчас уедут вдвоем, а если в квартире кто-нибудь останется? Машка или он? Менять план или…

Или.

До последнего момента Адочка старалась не думать о некоторых деталях ее плана, но это не означало, что рука ее дрогнет. Ради Георгия Аделаида Викторовна готова на многое, в конечном итоге этим двоим суждено погибнуть, так какая разница, раньше или позже, главное – достоверность.

Маша вышла из подъезда, улыбается. С чего бы? Огляделась, подошла к машине. «Лексус» мигнул фарами, приветствуя хозяйку. Неужели уезжает? Точно, автомобиль медленно и осторожно выполз со двора, и Аделаида Викторовна облегченно вздохнула. Пусть уж все идет по плану.

На всякий случай Адочка сначала позвонила в дверь – если Пыляев дома, то откроет, а если не откроет, значит, в квартире никого нет. Так оно и получилось. Любопытно, зачем Машка приходила сюда в отсутствие Дамиана? Неужели ведет свою собственную игру? Вряд ли, не с ее характером, скорее всего, он попросил захватить какую-нибудь ерунду. Да, решила Аделаида Викторовна, так оно и есть. С замком пришлось повозиться, ключ застрял и не желал поворачиваться ни влево, ни вправо, Адочка даже испугалась, что Пыляев сменил замки, но нет, внутри что-то щелкнуло, и дверь открылась. Теперь быстренько внутрь. Куда положить коробку? На стол? Не пойдет, такую вещь никто не станет держать на столе. А вот в столе ей самое место. Теперь проверить балкон и назад.

Сев в машину, Аделаида Викторовна перевела дух и разозлилась на себя – операция только начинается, по сути, еще ничего и не сделано, а она уже дрожит, как заячий хвост. Так дело не пойдет. Следует взять себя в руки.

Воспользовавшись передышкой, Адочка позвонила Георгию. Пять гудков. Шесть. Десять. Не берет. Где же он?

Мезальянс! Mein Gott! Ужасный, отвратительный мезальянс! Как она сможет смотреть в глаза подругам? Да и останутся ли подруги? Сомнительно, кто захочет связываться с КУПЧИХОЙ, о чем только папенька думал, когда соглашался на предложение этого… Этого… Не найдя подходящего слова, Беатриса окончательно расстроилась. Ну почему жизнь настолько несправедлива! Устроить бы истерику, со слезами, битьем посуды, нервным обмороком, глядишь, отец и отступил бы, но маменька… У маменьки не забалуешь, мигом в сознание приведет. А потом еще долго учить будет, что от слез портится цвет лица, появляются морщины, а от криков и мигрень разыграться может… Да плевать Беата хотела на маменькину мигрень! Тут жизнь рушится, а она о мигрени беспокоится!

—Беата, ты у себя?

Девушка мысленно завизжала от злости – вспомни маменьку, она тут же и появится. Эльза вошла в комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Понятно, предстоит серьезный разговор, не предназначенный для ушей прислуги, и, скорее всего, речь пойдет о свадьбе.