Александр Анучкин - Золотой запас

У Куратора было плохое настроение. Он не удостоил Рыбина даже кивком – достал из внутреннего кармана пиджака какой-то маленький приборчик и быстро обошел кабинет. В одном месте приборчик пискнул. Куратор достал из другого кармана что-то похожее на сотовый телефон и направил куда-то в стену. Опять раздался писк. Лишь после этого незваный гость позволил себе первую улыбку – из набора своих дежурных улыбок:

– Что, Сережа, давно не чистили?

– Да нет, что вы, – засуетился Рыбин, – раз в неделю проверяем…

– А надо – раз в день. – Куратор развалился в кресле и закурил, не спрашивая разрешения. Пепел он стряхивал прямо на дорогой ковер.

– Лавочку надо закрывать, Сережа, – серьезно и даже как-то грустно сказал он. – Прикрывать, причем совсем. А тебе валить отсюда.

– Что случилось?

– Все. У нас получилась очень длинная цепочка, такая длинная, что я не в силах следить за каждым звеном. Одно оказалось тонким. Где тонко – там рвется. Усекаешь, гражданин Рыбин?

– Не совсем…

– Повторяю для тупых: рязанский проект – закрыт. Все золото, которое есть у тебя, наше золото, надо слить за пару дней – максимум. Лавку свою продавай, отходи от дел, вали на море. На Лазурный Берег, или что там тебе по душе? Ты достаточно заработал, а я тебя не обижал, правда?

– Конечно, я вам очень благодарен, но люди?

– Какие?

– Те, кто в курсе…

– Убери людей. Люди мешают, топчут землю, гадят и потребляют кислород.

– Всех?

– Мне откуда знать, гражданин Рыбин? Тех, кого нужно. Перестараешься – я уж точно в обиде не буду. Останутся лишние длинные языки – сам погоришь. Что ты волнуешься, Сережа? Мы же с тобой все обсуждали – миллион раз. И финал у нас тоже с тобой бьш продуман. Я гоню левое золото, ты его продаешь тому, кому надо, бабки делим, потом – разбегаемся. Еще вопросы?

– Никак нет! – Рыбин потел, краснел и испытывал желание вскочить да и вытянуться по стойке смирно.

– Все, Сережа. – Куратор поднялся и затушил сигарету в чашке, из которой Рыбин пил кофе. – Устал я очень. Ты ведь не хочешь, чтобы в тебя опять стреляли?

– Ааа… – Рыбин чуть не захлебнулся, – вы знаете, кто это был?

– Я? Я – знаю. Но не скажу. Меньше знаешь – больше родину любишь. Если хочешь знать, я твоей смерти совсем не хотел и не хочу. Мы с тобой хорошо работали, правда? Ну, не поминай лихом. – Куратор потрепал Рыбина по щеке и быстро вышел из кабинета, хлопнув дверью. Его «додж», разорвав плотный поток машин, неистово крякая и подвывая сиреной, полетел куда-то в сторону центра города.

В дверь позвонили, пожилой мужчина в стареньких трениках, слегка шатаясь, подошел, долго возился с цепочкой, а потом, победив третий засов, открыт железную створку. «Привет, Штази. Прости, мне неприятно», – сказал незваный гость очень тихо.

Потом что-то чмокнуло, чавкнуло, потом – еще раз, потом человек, стоявший над телом, тихо и злобно сплюнул куда-то в сторону. Перешагнул через тело и вошел в квартиру. Ему всегда было интересно – как они живут, что едят, на чем спят. Он придирчиво осмотрел все. Ничего интересного: почти пустая съемная квартира, лишенная минимальных признаков индивидуальности, – ни картин, ни фотографий, ни гипсовых фигурок котиков и свинок-копилок. «Пустой человек, без истории», – подумал убийца.

Он начал распахивать дверцы и ящички, вываливая на пол содержимое. На полу уже образовалась внушительная куча книг, нижнего белья, зимних шапок и застиранных наволочек, когда носатый нашел то, что искал.

Осторожно, словно бомбу или обоюдоострое лезвие, он извлек на свет сверток. Разорвал веревку, чуть не выронив стопку фотокарточек и компакт-диск. На диске криво от руки была нарисована двойка. Глянцевые картинки киллера весьма заинтересовали, тем более что запретов на просмотр ему не передавали. Сев на краешек дивана, он минут пять перебирал карточки. На середине процесса носатый начал тяжело дышать и даже заметно покраснел. Наконец, с трудом оторвавшись от просмотра, он положил стопку на диван и пошел в ванную – умыться. Фотокарточки расползлись из стопки в недлинную яркую дорожку. Они шли одна за одной, в хронологической последовательности. На каждой происходило что-то новое. Но сюжет был один на всех: трое мужчин в масках затейливо насиловали девочку-подростка. Девочка, вероятно, кричала, ее лицо было в слезах. Кстати, именно на лице фотограф и делал основной акцент.

Это трудно было назвать порнографией. Напрашивалось какое-то другое сравнение, и больше всего подходило определение «оперативная съемка».

Было раннее утро, когда киллер, уничтожив все возможные следы, в тысячный раз обыскав квартиру, вышел на улицу. У подъезда стояла «Волга» с номерами «екх». Убийца перепугался. Он не знал, что это за девочка на снимках, но понимал, что никто бы не послал его за простой коллекцией домашнего порно, и что у Штази она оказалась тоже не просто так. Стараясь не попадаться на глаза водителю «Волги», носатый шмыгнул во дворы и долго петлял, прыгая через серую изломанную геометрию заборов детских садиков, шарахаясь от алкашей, облюбовавших шиферные веранды, и компаний малолетних громил, рыщущих по округе в поисках приключений.

Действуя строго по инструкции, киллер оставил фотокарточки и диск в камере хранения на вокзале, набрав указанную комбинацию цифр.

К вечеру испуг перерос в панику. Ему никто не звонил. Никто не слал привычных сообщений, которые должны были, по идее, означать успешное выполнение заказа, никто не давал дополнительной информации. Он блуждал по городу, несколько раз покупал пиво, но ничего не помогало. Когда стрелки часов, отмерив время полуночи, лениво зависли в ожидании следующего дня, он отпер дверь своей квартиры. В следующую секунду типовую семнадцатиэтажку сотряс мощнейший взрыв. Сдетонировал газ. Но кто-то помог этому дому стать историей. Кто-то заложил в подвал девяносто килограммов гексогена. Дом осел в пыль. Так бывает в кино. Е…, прости господи, твою мать, успел подумать носатый. Но было уже слишком поздно. Его тщедушное тело складывалось вместе с перекрытиями здания. Он уходил все ниже и ниже. Так низко, пока, наконец, не понял, что вариантов уже нет. Что дешевое мясо, книжки хороших писателей и мечта о Цюрихе давно и безвозвратно потеряны, ушли в прошлое. «Конец», – подумал носатый.

После смерти Носорога министр внутренних дел был, пожалуй, единственным человеком в этой стране, способным связать воедино все эти бесконечные убийства и взрывы. Каждый день он анализировал оперативные сводки, отчеркивая синим маркером выпады одной стороны, а красным – другой. Он прекрасно понимал, что долго так продолжаться не может. В один прекрасный день эта кровавая волна перехлестнет через край, и начнется охота уже на первых лиц. Одно первое лицо он знал. О существовании второго – с определенными допусками – догадывался. Ему иногда казалось, что он даже знал когда-то этого человека лично. Что-то в его почерке, в его безапелляционности казалось Худойбердыеву знакомым.