Михаил Климман - Затерявшийся в кольце бульваров

«А сколько он падал? – Там метров шестьсот…»

Дорин забрел в ближайший сквер, уселся на лавочку. За последнее время скверы и парки стали для него, как для представителя городской фауны, привычной средой обитания. Он уже мог бы написать неплохую статью для какого-нибудь глянцевого журнала на эту тему. Что-нибудь типа «Островки зелени в городе как последнее пристанище для последних недоурбанизированных существ». В самом деле, основными обитателями «зеленых насаждений» были мамаши и бабушки с детьми, влюбленные парочки и распивающие компании. Все три категории явно, правда разными точками, касались естественной природы человека.

При этом можно было откинуть и не брать в расчет случайных прохожих, забежавших в парк по нужде, а также бродячих собак и бомжей как постоянных жителей (хотя и здесь близость к природе была несомненной).

Дорин поднял глаза и, несмотря на не самый приятный момент в его жизни, едва не расхохотался. Прямо напротив его лавочки перпендикулярно к ней тянулась короткая стена высотой метра в три-четыре. Она служила фоном для памятника, который Андрей видел когда-то в школьном учебнике. Как он помнил, называлась скульптура «Булыжник – орудие пролетариата» и изображала обнаженного по пояс рабочего, который, согнувшись в три погибели, пытается оторвать от земли здоровенный камень. С того места, где сидел Дорин (а это был вид со спины или в данном случае с «пятой точки»), фигура производила невероятно юмористическое впечатление. Но в этот момент с другой стороны стены полуголый бомж пытался подняться с земли, и, по воле случая, поза его один в один повторяла позу пролетария, только в руке у него вместо булыжника была бутылка пива.

Андрей достал диктофон и начал его изучать. Четыре отверстия разной формы, семь кнопок. На ту, где написано слово «erase», лучше не нажимать – в переводе с английского, сколько помнил Андрей, это означало «стереть». Нажатие на кнопки «play» и «menu» ни к чему не привели. Становилось ясно, что без Васьки тут не обойтись. Но звонить ему, а тем более приезжать домой к бывшей жене сейчас было нельзя.

Может, обратиться к Гришке, чтобы он нашел компьютер (Дорину почему-то казалось, что для диктофона обязательно нужен компьютер) и привез туда Ваську. Или это опасно?

А почему он, собственно, не может позвонить Гришке? Не со своего мобильника, конечно… Не своим голосом – для этого есть носовой платок. Не называть никаких имен, чтобы, даже если Брайловского уже слушают, им не за что было зацепиться. Не называя никаких плохих слов: где-то Дорин читал или слышал, что автоматы прослушивания и записи включаются на определенные слова. Уверенности, что это – так, у него не было, но все-таки лучше избегать «наркотиков», «убийств», «терроризма» и прочих ненужных терминов. Хотя какой террорист будет в разговоре говорить про терроризм?

Надо придумать кодовое слово, которое ни для кого бы ничего не значило или было бы просто непонятно, а Гришкой сразу бы опозналось как пароль. И такое слово он придумал.

Андрей купил в киоске телефонную карточку, в галантерейной палатке – платок, зашел в будку, повернулся так, чтобы никто не видел, что он там делает. Затем накрыл микрофон платком, набрал номер и, когда на том конце взяли трубку, сказал:

– Здравствуйте. Это – «Легонант».

– Здравствуйте, Марк Соломонович, – услышал он и улыбнулся.

Все-таки какая же Ленка – молодец. Но вдруг накатила волна беспокойства, екнуло сердце: «А что ей мешает нормально говорить? Боится, что слушают или кто-то рядом?»

– Вы не можете говорить? У вас клиенты?

– Да, – подтвердила Андреевская. – И когда освобожусь, не знаю. Но нам очень нужно с вами потолковать. Есть новости.

– А не можете хотя бы намекнуть? А то я от нетерпения могу до утра не дожить. Да и подготовиться надо, если что…

– Помните, где-то с неделю назад вы интересовались парными фигурами бронзовыми? – вдохновенно, стараясь не обращать внимания на насторожившихся ментов, «гнала» Лена. – Мужскими – один постарше, другой – помоложе.

– Мужскими? – озадаченно спросил Андрей.

– Да, мужскими, мужскими, – она так старательно напирала на мужской пол фигур, надеясь, что Дорин догадается, что речь идет о женском. – Мы тогда еще решили, что они вам достались, а потом оказалось, что это Волкова-Митина штучки. Так вот теперь, где-то день-два назад, выяснилось, что фигуры – ваши. Вы когда сможете за ними приехать?

– Не знаю, – медленно сказал Андрей, пытаясь переварить новую информацию. Получалось, что вдова и дочь Романа Антоновича все-таки погибли. И всего день-два назад. Что за бред? – У меня тут свои траты. Помните, я говорил о фигурке небольшой Сомовской? Так вот, она тоже, похоже, мне достанется.

«Фигурка Сомова? – лихорадочно соображала Андреевская. – «Маска» или «Поцелуй»? Никаких других фигур я у Сомова не знаю…»

– Там еще надпись по-французски, – подсказал Дорин. – Самая известная его вещь, как же вы не помните?

«Надпись? Может быть, книга? Самая известная книга Сомова называется "Маркиза"», – Лена поняла и едва удержалась, чтобы не закричать. «Дорин, бедный, что же тебя так бьет-то все время?» – подумала она, а вслух сказала:

– Да, вспомнила, теперь понятно. Вы тогда, Марк Соломонович, решите, как вам удобней, нашими фигурами заняться или сомовским фарфором, а я пока подожду…

– Я не убежден, что смогу с вами сам связаться, у меня телефон что-то барахлит, – вздохнул Андрей. – Предлагаю наладить контакт через общего знакомого.

«Гришка?» – она поглядела на Брайловского. Сейчас, если Андрей вдруг решит сразу перезвонить ему, тот может с ходу ничего не понять и начать задавать ненужные вопросы.

– Так вот он здесь, рядом со мной. Я могу ему трубочку передать.

И как ни жалко ей было перерывать разговор, протянула Брайловскому телефон, выразительно подмигнув:

– Это Марк Соломонович Легонант. Ты его помнишь, Гриш, он в прошлом году едва-едва шахматы набоковские не получил. У него к тебе какой-то вопрос по поводу бронзы. Только ты трубку возьми и в коридоре поговори, ты же спокойно разговаривать не умеешь, начнешь орать сейчас…

Гришка кивнул, ухмыльнулся во весь рот, взял трубку и ушел в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Но голос его пробился даже сквозь хорошую, дорогую звукоизоляцию:

– Марк Соломонович, здравствуйте, чем могу быть полезен?

– Извините, – Лена повернулась к операм, развела руками, – бизнес. Клиент есть клиент.

– Да мы понимаем, Елена Сергеевна, – кивнул головой старший, хотя, судя по настороженной физиономии, ничему он не поверил. – Может, вернемся к нашим проблемам?

В течение получаса Андреевская, проинструктированная адвокатом, рассказывала все, что он ей разрешил рассказать, внимательно прислушиваясь к Гришкиным крикам за дверью. Но тот довольно быстро и благоразумно ушел в кабинет к Андрею, и уловить можно было только отдельные интонации. Потом Брайловский вернулся и, отдавая трубку Лене, сказал: