Карина Тихонова - Пока муж в командировке

Зазвонил телефон. Я схватила трубку. Незнакомый мужской голос быстро спросил:

– Мария Сергеевна?

Я медленно опустила сумку на пол. Сердце пронзила раскаленная иголка.

– Вас беспокоит Валерий Петрович. Помните такого? Я лечу вашу подругу, – объяснил собеседник.

Точнее, бывшую подругу, подумала я, но поправлять врача, конечно, не стала.

– Мария Сергеевна, приезжайте в больницу. Немедленно! Как можно скорее!

– Что произошло?

Врач помолчал и ответил упавшим голосом:

– Отек легких. Боюсь, это конец.

Я выронила трубку. Схватила сумку, рванула на себя ручку двери и бросилась вниз. Поймала такси и назвала адрес больницы.

– Умоляю, быстрее! – попросила я.

– Постараюсь, – флегматично ответил пожилой водитель. – Как дорога позволит.

Дорога позволила. Через пятнадцать минут я влетела в приемный покой. Пулей пронеслась мимо медсестры, не обращая никакого внимания на крик, несущийся сзади:

– Девушка! Куда! Приемное время с двенадцати до двух!

В коридоре я столкнулась с Валерием Петровичем. Задохнулась, произнесла только одно слово:

– Жива?

– Да, – ответил врач, хватая меня под руку. – Скорей, может, успеете поговорить. Она очень просила вас позвать. Даже плакала.

Мы бегом миновали коридор, свернули на боковую лестницу, поднялись куда-то вверх… Передо мной распахивались двери, мелькали незнакомые лица, но Валерий Петрович не давал мне опомниться и тащил дальше по коридору.

Наконец мы оказались перед палатой, двери которой были открыты настежь. Катя лежала на высоком столе, под каким-то высоким прозрачным колпаком. Женщина в белом халате оглянулась на нас, вполголоса произнесла:

– Поздно. Уже не реагирует.

Валерий Петрович выпустил мою руку. Я сделала несколько шагов вперед.

Сначала я не узнала Катю. Передо мной лежала худая девушка с ввалившимися щеками и тонким заострившимся носом. Короткие волосы потемнели от пота и утратили золотой блеск. Глаза были закрыты, брови страдальчески сведены к переносице. Грудь тяжело поднималась в попытке вдохнуть воздух. Хриплое дыхание сотрясало все тело. Я обернулась к врачу, попросила:

– Сделайте что-нибудь!

Валерий Петрович стиснул челюсти. На его щеках заиграли твердые желваки.

Ясно. Как говорится, «медицина бессильна».

Я подошла к Кате, нашла ее руку и крепко сжала. Валерий Петрович подставил мне стул, дотронулся до плеча, показал глазами на стул. Я села и обвела глазами палату, словно пыталась отыскать волшебное средство для спасения бывшей подруги. Но такого средства не нашлось.

Все, что я могла сделать, – это сидеть рядом с Катей, держать ее за руку и слушать хриплое натужное дыхание. И я сидела и слушала.

Сначала вдохи были длинными, а пауза между ними короткая. Потом вдохи начали укорачиваться, а пауза между ними все удлинялась и удлинялась. Наконец не стало вдохов… и осталась одна только бесконечная пауза.

Женщина в белом халате подняла Катины веки, посветила в них узким фонариком. Повернулась к врачу и развела руками.

– Ничего не понимаю, – сказал Валерий Петрович. – Она же на выписку шла! Утром все было прекрасно, она домой просилась! А всего час назад…

Валерий Петрович не закончил. Я тоже немного помолчала, не выпуская Катиной руки. Потом спросила:

– Какое сегодня число?

– Восьмое октября. А что?

Ничего. Просто сегодня ровно месяц с того дня, как Штефан был отравлен.

Ушел и забрал с собой Катерину. Как обещал.

Прошло три дня.

Я успела обложиться газетами с объявлениями, вырезать телефоны компьютерных курсов, чтобы найти учителей поближе к дому.

Редактор издательства позвонил мне, как обещал, ровно через два дня и предложил заключить договор на оформление книги. Я согласилась не раздумывая.

Вечером позвонил пропавший Пашка.

– Машуня, привет, – сказал он гнусавым голосом.

– Привет, муж, – ответила я. – Куда пропал? Слетал с любовницей на Канары?

– Ага, и вернулся с ангиной.

Я встревожилась, по старой привычке засуетилась.

– Паш, ты чего? Серьезная болячка?

– Да нет, черт бы побрал! Просто все время из носа течет! Очень неудобно с документами работать.

Я хмыкнула и спросила:

– Ты домой-то собираешься? Или черт с ним, с домом, тебя и в Нефтеюганске неплохо кормят?

– Да уж получше, чем ты! – не удержался Пашка от легкого ехидства.

– Паш, я исправлюсь.

– Каким образом? Готовить научишься? Или по магазинам станешь ходить?

– И то, и другое, – бодро ответила я. И добавила: – Конечно, в свободное от основной работы время.

– Господи! – застонал муж. – Опять эта твоя работа! Маш, да брось ты ее на фиг! Посмотри, как погода портится! Ну какой смысл мучиться даром? А?

– Полностью с тобой согласна, – поддержала я. – Поэтому с набережной я уволилась. Тепляков подписал обходной лист.

– Что-о-о?!

– То, что слышишь, – весело ответила я.

Пашка немного помолчал.

– Ну-у… здорово, конечно. И что ты собираешься делать? Хозяйством займешься?

– Говорю же: в перерывах между основной работой.

– Маш, не пугай меня, – попросил муж. – Какой работой?

Я подняла руку к глазам и внимательно осмотрела свои ногти. Пора делать маникюр.

– Мне предложили иллюстрировать детскую книжку.

– Кто предложил?

– Редактор издательства.

Пашка помолчал. Потом неуверенно спросил: правда ли это? Услышав мой ответ, муж бурно возликовал:

– Машка! Я так рад! Слава богу, займешься настоящим делом, уйдешь с этой проклятой набережной, где, кроме бронхита, ничего не заработаешь…

– Ошибаешься, муж. Пять моих картин недавно ушли с молотка. Так сказать, косяком. – И добила мужа окончательно: – По двести долларов за штуку.

Пашка провалился в глубокое подполье. Настолько глубокое, что я не выдержала и позвала:

– Эй, муж! Чего молчишь?

– Я в полном ауте. Дай дух перевести. – Пашка немного помолчал и ревниво осведомился: – Слушай, жена, ты там ни с кем не закрутила? Что-то ты сильно изменилась! Такая решительная стала, самостоятельная…

– А ты хотел, чтобы я всю жизнь была домашней кошкой!

– Хотел! – нагло признался Пашка. И добавил без всякой связи: – Я же тебя люблю. Кстати, я завтра возвращаюсь.

– Да ты что! – обрадовалась я, все-таки я ужасно по нему соскучилась.

– Предупреждаю заранее, как полагается интеллигентному человеку. А то мало ли что? Вернусь не вовремя, увижу то, что мне видеть не следует.

Я подумала, что уже, слава богу, не увидит.

– Какой номер рейса?

Пашка назвал рейс и время прибытия. Я записала.

– Ну! – усмехнулся муж. – Может, скажешь что-нибудь на прощание?

Я на мгновение прикусила губу, а потом решилась:

– Я тебя очень люблю. Так соскучилась, передать не могу!