Ольга Хмельницкая - Сезам, закройся!

– Зато у Маргариты Утюговой – вечная жизнь! – засмеялась она. – В обличье немощной старушки. Неужели она думает, что это равноценный обмен? У Брэдбери был рассказ о старушке, которая обменяла весь остаток своей жизни на один день молодости. А Рита поступила наоборот. И ладно бы она была богатой престарелой дамой. Так нет – она всего лишь вахтерша! Неужели она именно об этом и мечтала?

Стоять в холодной воде было все труднее. Лариса совсем не чувствовала своих ног.

«Утопиться, что ли, самостоятельно? – подумала она. – Не ждать, когда это произойдет?»

Но нырять в ледяную воду с головой ей не хотелось. Как ни старалась Ильина убедить себя в том, что никакой надежды нет, все равно в ее душе теплилась искра оптимизма.

Дверь потряс второй удар, потом послышались беспорядочные выстрелы, и наступила тишина. Несколько секунд люди, сидевшие в приемной, находились в ступоре. Затем Гришин вскочил, выхватил из рук Сони пистолет и выглянул в коридор. Он едва успел нырнуть назад в дверной проем перед тем, как грызун прыгнул в третий раз. Гришин быстро закрыл толстые тяжелые двери на задвижку.

– Оба охранника мертвы, – сказал Алексей. – Их атаковали сразу с нескольких сторон. В коридоре не меньше десятка крыс.

Марина Яковлевна вдруг упала на пол и забилась в истерике.

– Мы все умрем, все! – закричала она, срываясь на визг. – И зачем я пошла сюда работать! Это все ты виноват, Гитлер мелкий! Ты, ты на самом деле тут главный урод, а не мы!

Она схватила вазу и с силой швырнула ее в профессора. Осколки стекла брызнули во все стороны. Утюгов тяжело сел в кресло. Его лицо было больным и усталым.

– Ты заблуждаешься, – сказал он, – я тут не главный урод. Я такая же жертва, как вы все.

Несмотря на тяжелую ситуацию, многие фыркнули.

– А как вы в карцер, Валентин Эмильевич, людей сажали, помните? – не унималась инспекторша отдела кадров.

– А как вы, Марина Яковлевна, приводили мне ничего не подозревающих новичков, зная, что у них будут неприятности? – ответил директор вопросом на вопрос. – Так что не надо себя оправдывать, Мариночка.

– Он прав, – сказал Коршунов. – Мы все виноваты. Наш профессор заболел звездной болезнью и возомнил себя вершителем судеб человечества, а мы его не остановили.

– Валентин Эмильевич, – сказала Пчелкина, – я тут единственная, кто получил от генной инженерии что-то полезное. Я обрела красоту. Но сейчас я прошу вас – отдайте оставшимся в живых кровавый обмылок! Пусть они станут нормальными людьми. И тогда я со спокойной совестью пойду отвлекать крыс, пока вы будете уходить через вторую дверь в кабинете.

В приемной повисла гнетущая тишина.

– У меня нет обмылка, – тихо ответил Утюгов. – Вы даже не представляете, как он нужен мне самому!

Соня засмеялась.

– Валентин Эмильевич, – сказала секретарша, – я ведь его видела, этот обмылок. Только никак не могу вспомнить где. Это было после какого-то праздника, и я была не совсем трезвой. Обмылок помню четко, а где видела его – нет. Но я обязательно вспомню.

– А я и не говорил, что его не существует, – сказал профессор. – Я только утверждал, что у меня его нет.

– Так у кого же он?

Повисла длинная пауза. Директор молчал.

– Ладно, – вдруг сказала престарелая вахтерша, – раз мой отец молчит, тогда я скажу. Обмылок у Гришина. Но он никому его не отдаст. Ни за что! Потому что обмылок дает ему власть над всеми нами и большие деньги. Вы не представляете, как я хочу снова стать молодой и красивой! Когда я согласилась на эксперимент, то думала, что иметь впереди вечность – это очень здорово. Оказалось, что это не так. Кровавый обмылок вернул бы нас в нормальное состояние. Отец почти мгновенно умер бы от старости, а я опять бы стала молодой. Но для этого нужен кровавый обмылок, который Гришин нам ни за что не отдаст.

Слова Маргариты Утюговой произвели в приемной эффект разорвавшейся бомбы. Все стояли, открыв рты, и слушали Риту в немом изумлении. И только на нервном лице Марины Яковлевны появилось выражение крайнего скептицизма.

– А что же он сам живет с ногами-лыжами? – спросила она, указав на нижние конечности мужчины. – Если у него есть обмылок, то и с телом должно быть все в порядке.

Алексей улыбнулся, а потом наклонился и снял один ботинок. Все ахнули. Недоверие на лицах людей сменилось пониманием. Нога Гришина была совершенно нормальной. Большой была только его обувь.

Овчинников сделал еще серию уколов и потрогал лоб девушки.

– Температура снижается, – сказал он. – Как ты себя чувствуешь, Лиза?

– Лиза… – повторила Минина, пробуя слово на язык, – у меня такое имя хорошее…

– Тебе нравится?

– Да.

Девушка лежала, плотно перевязанная бинтами, и старалась не шевелиться. В норе по-прежнему было темно. Богдан взглянул на часы. На циферблате была грязь. Радуясь, что в свое время он купил часы в герметичном корпусе, не боящиеся воды, Овчинников посветил себе фонариком и присмотрелся к положению стрелок. Полчетвертого.

– Скоро уже утро, – сказал Богдан Лизе, – когда рассветет, полковник вызовет вертолет, и тебя отвезут в больницу.

– А где пес? – спросила девушка.

– Ага, значит, к тебе возвращается память, – сказал Овчинников, не зная, расстраиваться ему по этому поводу или радоваться.

– Нет, – покачала головой Лиза, – я по-прежнему ничего не помню о себе и о своей жизни. Но я видела мохнатого зверя в норе, он пытался дать мне таблетку. Или это мне привиделось в бреду?

– Нет, зверь разумен.

– Это он принес меня сюда?

– Да.

– Хорошая собачка, – улыбнулась Лиза, – спасибо ему. Он поступил прямо-таки как дельфин, которые, по слухам, иногда спасают тонущих. Кстати, я точно по профессии биолог? Что-то, похоже, я ничего по биологии не знаю.

Богдан на секунду замешкался и, чтобы скрыть нахлынувшие эмоции, принялся поправлять свой пиджак, которым была накрыта девушка.

– Ты окончила институт. Твой диплом лежит в отделе кадров НИИ Новых биотехнологий. Я думаю, что ты сможешь его оттуда забрать.

– А вот школьный курс биологии я помню хорошо. Основные потери связаны с личной информацией.

– Насчет школьного курса – это естественно, – сказал Богдан, – более ранняя память устойчивее. Иногда старики отлично помнят свое детство, но постоянно забывают о последних событиях.

– Да, бывает, – кивнула Лиза.

Овчинников распечатал очередной шприц и сделал Мининой несколько уколов.

– А теперь спи, – сказал он.

Девушка закрыла глаза и через несколько секунд уже крепко спала. Она дышала ровно и спокойно. Овчинников прилег с ней рядом. Для него она была заблудшим ребенком, которого он чуть не загубил, но теперь Лиза чудом получила шанс начать новую жизнь приличного члена общества.