Татьяна Устинова - Там, где нас нет

Он вошел, закрыл за собой дверь, – Маша, оторвавшись от компьютера, смотрела на него с интересом, – уселся на единственный свободный стул, сдвинул брови и спросил:

– Сколько времени Осипов вчера вечером просидел у вас, Маша?

Данилова вдруг быстро вздохнула, и у нее стало такое лицо, что Волков понял – сейчас она будет врать.

Это не опоздание на работу, не капли датского короля и занемогшая тетушка. Сейчас она будет врать виртуозно. С огоньком!

– Павел Николаевич, с чего вы взяли, что Осипов…

– Маша, – перебил Волков, морщась, – вот смотрите. Вы можете придумывать все, что угодно. Но давайте, чтобы вы меня не ставили в неловкое положение, а я соответственно вас, мы все уточним. Я знаю, что Осипов вчера просидел у вас очень долго. Он здесь курил, и вы разговаривали. Он остался специально, чтобы с вами поговорить. И вы остались тоже за этим. Никакого мужа вы не ждали, вы были на машине, я точно это знаю. Ждать его, да еще несколько часов, не было никакого смысла, тем более что в Москве пробки! Осипов несколько раз к вам заглядывал, правда? Но здесь, видимо, были еще люди. Потом все ушли, вы остались в одиночестве, он пришел и сидел долго. Потом началась паника, это уже когда Сиротин погиб, и вы вышли на улицу. Сегодня утром Осипов написал заявление об увольнении по собственному желанию. Вчерашним числом.

Маша пошевелила губами, но ничего не сказала. Волков мельком взглянул на нее и отвернулся.

– Все это мне известно. Поэтому прежде чем рассказывать мне про больную тетушку, подумайте, Маша. У нас с вами хорошие отношения, и мне бы не хотелось их испортить… окончательно. Я, – тут Волков улыбнулся, – не люблю вранья.

– Я знаю, – прошелестела Маша. – Но, Павел Николаевич, правда, это все не имеет никакого отношения…

– Давайте я сам решу, что имеет отношение, а что не имеет!

– Да, но…

– Маша!

– Павел Николаевич…

– Вам придется все рассказать, – сказал Волков безжалостно. – У нас человек погиб, и мне кажется, что погиб он не случайно. Говорите!

Маша встала, обошла стол, вернулась и села опять. Потом взялась руками за щеки.

– Мы с Игорем… – начала она и опять вздохнула. – Мы, понимаете…

Да, подумал Волков, понимаю. Рассказывать непросто.

– Мы… Вы понимаете, у нас так получилось… Уже давно…

– У вас роман?

– Да, – выговорила Маша Данилова, – да, да, да!.. А у меня муж, понимаете?

«Да, – опять подумал Волков, – понимаю. Я тоже муж. И я даже толком не знаю, есть ли у моей жены – роман, а может, любовь до гроба с каким-то посторонним человеком, вовсе не со мной. Та женщина, которая меня любила, была совсем другой, не такой, как нынешняя туманность Андромеды. Может быть, все дело в романе?.. Или нет? И как мне это узнать? И что мне делать, если вдруг это окажется правдой?!»

– У меня муж, а Игорь… Он очень хороший! Он самый лучший, правда, но я… я не готова развестись, понимаете?! Я не хочу, не могу! У меня дома все хорошо, и вот Новый год скоро, и дочка… А он, Игорь, говорит, что так больше продолжаться не может! Что он так с ума сойдет!

«Это возможно, – подумал Волков. – Сойти с ума проще простого».

– Вы вчера выясняли отношения?

Маша горестно кивнула.

– Он сказал, что здесь не останется, если я… если я не буду с ним. А я не могу. У меня муж хороший, Павел Николаевич! Правда, очень хороший!

Вот этого Волков решительно не понимал, не понимал, и все тут! Должно быть, из-за того, что просто был мужчиной.

Если муж хороший – правда, очень хороший! – тогда для чего тебе еще любовник?! Это же так сложно, так утомительно: врать, придумывать, метаться, стирать в телефоне «набранные номера» и «эсэмэски», придумывать причины опозданий с работы и отсутствия в выходные! И главное – зачем?!

Зачем проделывать все это с близким человеком, глядя в его ожидающие глаза?!

Ты знаешь, сегодня был день рождения шефа, и он пригласил всех в ресторан! А в субботу я поеду с Лилей на книжную выставку, хорошо? Ты отвезешь нашу девочку к маме или сам с ней посидишь? Тридцатого у нас тоже мероприятие, я буду поздно, ты меня не жди, ладно, зайка?..

Все это пронеслось у Волкова в голове, и он вдруг как будто со стороны увидел собственную жизнь, отдаленно напоминающую все эти только что промелькнувшие картинки.

Юлька?! Его жена?! Лучшая женщина на свете, так уверенно взявшая за руку рассудительного бедолагу-гнома, который, должно быть, пропал бы, если б не она!..

Стукнула дверь, дернуло сквозняком, и, превозмогая стук лошадиных копыт и звук начищенного гонга в голове, Волков оглянулся.

– Что вы к ней пристали? – мрачно спросил вошедший Осипов. – Какое вам дело до нас?!

Никаких «нас» нет, в этом все дело. Это тебе хочется, чтобы были. А у нее «муж хороший», дочь и Новый год на носу.

Ты так и не понял?

– Послушайте, – сказал Волков, морщась, – мне нет дела до ваших… личных отношений. Мне важно знать, кто и зачем мне врет, и пока получается, что врут все!

– Я вам не врал.

– Тише, – попросил Волков. Лошадиные копыта заглушали все. – Вчера вечером вы вышли из бильярдной, заглянули в эту комнату и вернулись обратно, да?

– Я сказала, чтобы он зашел минут через двадцать, – объяснила честная Маша.

Волков кивнул.

– Вы зашли через двадцать минут, оставив Рыбалко и Камаровского играть на бильярде. Вы долго разговаривали, а потом ушли. Верно?

Осипов кивнул.

– В результате объяснения вы поняли, что ничего не изменится, и вам стало совсем тоскливо.

Осипов смотрел на него молча.

– Вы решили уволиться, чем раньше, тем лучше, и прямо с ходу написали заявление. Поэтому вы там вчерашнее число поставили, а не сегодняшнее, да?

Осипов пожал плечами.

– Вы отсюда вышли вместе?

– Нет, – сказала Маша Данилова. – Игорь… убежал, а я еще какое-то время сидела. Я плакала, понимаете?.. Я не могу так сразу, а он очень… решительный. А потом, когда закричали, что Сиротин упал, я тоже выбежала…

Волков посмотрел на Осипова, который мрачнел с каждой секундой.

– Игорь, вы видели кого-нибудь в коридоре?

У Осипова стало лицо, как у архиепископа Кентерберийского, которого в середине проповеди прихожанин из последнего ряда спросил, который теперь час.

– В коридоре?! – переспросил он с изумлением. – В каком коридоре?!

Он думал о Маше, о своей необыкновенной, единственной в мире любви, о своих необыкновенных, никогда не бывавших ранее отношениях с любимой, у которой есть муж и дочь, о своих несбывшихся надеждах, о несправедливости жизни, а тут вдруг какой-то коридор!..

Такая проза.

– Вы никого не видели? – терпеливо повторил Волков. – Вы выскочили, нервничали, побежали заявление писать, или куда вы побежали? Курить?

– Нет, к себе. Я здесь много курил.

– Это я знаю. В коридоре никого не было?