Виктор Доценко - Правосудие Бешеного

Короче говоря, через полчаса взяли и его, совсем тепленьким, прямо в постели. Тогда-то и узнала бедная дуреха, что "жених" ее занимается недвижимостью, но несколько специфически - вскрывает эту самую недвижимость и опустошает ее...

Так бесславно и закончилось первое да, наверное, и последнее серьезное увлечение Сергея на сердечном фронте, а заодно еще и свободы лишили...

Вышел Сергей на волю и снова за старое взялся, Нугзар помог. При первом же упоминании об Амиране-Мартали Трехпалый почувствовал некую враждебность, исходившую от Джанашвили, да и Мишка-Зуб многое порассказал ему, а потому и задумали они притаиться до времени, запоминая все, чтобы когда-нибудь предъявить полный счет. А Амирана-Мартали Серега-Трехпалый с Мишкой-Зубом помнили и твердо были уверены: придет Амиран - он с ними будет, а не с Нугзаром.

Мишка-Зуб поднялся покруче Сереги-Трехпалого. У него была под началом большая фирма, занимавшаяся производством безалкогольных напитков - газировки, соков, кваса. Это был один из легальных бизнесов, когда-то созданных Нугзаром на "теневые" деньги, доставшиеся ему в наследство от Амирана.

Погоняло свое Михаил заимел, когда в один из ментовских шухеров выбили ему омоновцы передний зуб. Хорошо еще только зубом отделался: некоторым повезло много меньше - кто в реанимации оказался, а кто и вообще на покой в мир иной отошел. Вставил себе Мишка золотую коронку. Протезист попался ему хороший, золото было высшей пробы - зуб при улыбке сиял и был виден издалека. Михаил гордился своей фиксой и даже в самые тяжелые для себя времена коронку уберег.

По всем "понятиям" с возвращением Амирана-Мартали фирма Михаила должна была перейти к нему в полное подчинение.

Мишка-Зуб при встрече так и заявил Амирану:

- Ну что, братан, принимай хозяйство! Дела идут неплохо, народ не жалуется. Ты, Амиранчик, еще мне спасибо скажешь за то, каким я этот бизнес до тебя довел...

- Нет, Мишань, я пока не при делах. Дай осмотреться, к жизни новой прикинуться. А то наворочу с кондачка-то, расхлебывай потом. Ты лучше пока пристрой меня на постой куда-нибудь.

- Да ты что?! У меня жить будешь! А если у меня не понравится, купим квартиру: общак полный, такому человеку незападло по полной отстегнуть.

Амиран-Мартали согласился на предложение старого дружка пожить первое время у Мишки-Зуба: надо же было, чтобы кто-то ввел его в курс нынешней стремительной и не очень пока понятной для него жизни.

Началась обычная, как это бывает, свистопляска: рестораны, сауны, дружбаны, девчонки... Со знаменитым Амираном-Мартали многие хотели бы посидеть в кабаке, побазарить за жизнь. Так что по ночам Амиран-Мартали колобродил, а днем отсыпался в большущей семикомнатной хате Зуба. После обеда, который - даже если Михаила не было - готовила домработница, сорокалетняя тихая женщина Ирина, доводившаяся дальней родственницей Мишке-Зубу, Амиран-Мартали обычно был предоставлен самому себе. Эти несколько часов его никто не беспокоил, и иногда он проводил их в прогулках по местам, когда-то ему дорогим и памятным, по которым он ностальгически скучал в зоне.

С понятным волнением навестил Амиран-Мартали и Малаховку. Казалось, сердце его выскочит из груди, когда пришел он к тому месту, где когда-то стоял дом, где жили его подруга и дочь. Сейчас, спустя десять лет, на этом месте ничего не было - лишь заросшая бурьяном площадка за высоким, но уже покосившимся забором.

Амиран-Мартали подошел ближе, медленно опустился на колени, и ему почудился тот особый запах, какой бывает только на пожарищах жилых домов. Подкатил комок к горлу, защипало в носу. Он, человек, который мог спокойно полоснуть себя ножом и, не отдернув от горящей свечи руку, выдержать до горения собственного мяса, сейчас, стоя на коленях там, где погибли его близкие, горько и беззвучно рыдал, и его плечи судорожно вздрагивали. А его губы что-то быстро шептали. О чем?

Просил Амиран прощения у безвинно загубленных душ, ощущая себя невольным виновником происшедшей трагедии. И поклялся он не только перед Всевышним, но и перед памятью земли, на которой погибли единственные близкие ему люди, отомстить виновным.

- Не увидят они больше восхода солнца, после того как столкнутся со мной лицом к лицу! - тихо, но твердо проговорил он, потом достал небольшой стилет, полоснул себя по левой ладони и капнул кровью на землю. - Клянусь!

Этот стилет подарил ему на прощание Васо Каландадзе. Лезвие стилета было такой особой закалки, что спокойно перерубало садовые ножницы, не оставляя на себе и следа.

Вручая ему подарок, Васо проговорил чуть торжественным голосом:

- Дарагой Амиран-Мартали, вручая тебе этот клинок, хочу, чтобы он защитил тебя, был бы тебе талисманом и в трудный момент пришел к тебе на помощь и сделал тебя счастливым, когда пронзит сердце гнусным трусам, поднявшим руку на твоих близких!..

Амиран походил вокруг, поспрашивал соседей, пытаясь найти хотя бы каких-нибудь свидетелей той давней трагедии. Ему неожиданно быстро улыбнулась удача: у местного пивного ларька он угостил одного синюшного мужичка сигаретой; этот полубомж оказался здешним старожилом и помнил почти всех, кто когда-то здесь жил. Словно чувствуя, что встретил именно того, кого искал, Амиран-Мартали пригласил его "пивка попить". За кружками пенистого бочкового они разговорились. Вспомнил словоохотливый мужичонка и Светлану.

- У нее дочка была очень шустрая. Выскочит из калитки и с прохожими разговаривает. Не по летам была умненькая, любого с первого взгляда раскусить умела. Вот я, сам посуди, ну, что я из себя представляю? Так, отброс, алкаш и все такое. А пичужка эта мне и говорит однажды: "Ты, дядя Коля, хороший, только характера у тебя нет, а потому и не видят тебя..." Я и сам это знаю, но чтобы девчонка четырехлетняя так меня раскупорила, да так, с ходу... Вот и думай, когда человек человеком становится... Я вот тебе и говорю... Да-а-а... протянул он и покачал головой. - А ты, что, мил человек, знал их или родственником приходишься? Что-то я тебя здесь не видал прежде...

Амирану не захотелось вдаваться в подробности, и он постарался уйти от конкретного ответа.

- Да, нет, отец, я тут и не был. Хотел, да не смог... - Он тяжело вздохнул. - Ты видел, как дом их горел?

- Ну да, а как же. Я чуть не первый тушить-то прибежал, я тут совсем неподалеку от них тогда проживал... Да ить как же... Как тут не побежать? Как увидел, что полыхает их дом-то, так и сорвался, в чем ни попадя... Пылало так сильно, что в других поселках то зарево виднелось...

- Тогда скажи, отец, могли они спастись?

- А как же? Могли, конечно. Пожар-то, он как, не сразу же со всех сторон подходит, сначала в одном месте, потом уж... - Он вдруг нахмурился, хлопнул себя по лбу. - Однако навел ты меня на мысль-то... Я вот что сейчас думаю: они или угорели, дымом, значит, надышались, ядовитым - может, там в доме, что-нибудь легко горящее из пластика вредного было, это тогда запросто. Или, как народ говорил, подпер кто-то дверь им входную - вот они и не смогли от огня уйти...