Галина Романова - Ты у него одна

Неожиданно вспомнилось, как пять лет назад она вот так же сидела на ступеньках, вывалившись из Зойкиной квартиры. Сидела, обессилено уронив голову после страшных откровений ее подруги, которая к тому моменту уже выстрелила себе в висок. Сколько просидела, она не помнила. Только потом вдруг раздался стук подъездной двери и чьи-то быстрые шаги. Данила… Он прибежал, чтобы спасти ее. Чтобы вызволить из беды… Это было почти пять лет назад. Сейчас она снова сидит на ступеньках. Другой подъезд. Другая подруга. Другая ситуация, правда, много дерьмовее той – пятилетней давности, потому как спасителя-то больше и нет. Его теперь самого нужно спасать.

«А как?! Господи! Подскажи мне, что нужно сделать?! – Весь ее черно-лиловый макияж давно сбежал по щекам, утонув в воротнике куртки. – Что я могу одна?! Что я против этой стаи?!»

Где-то внизу стукнула подъездная дверь, и тут же загудел лифт. Он шел на подъем. Старуха сказала, что выше никто сейчас не живет. Если он не остановится на втором, значит… Значит, надо делать ноги. С завидной легкостью Эльмира преодолела несколько лестничных пролетов, в пару-тройку прыжков пересекла двор и спустя пятнадцать минут уже ковыряла штукатурку под подоконником в кухне собственной квартиры.

Здесь они с Данилой пару лет назад организовали тайник. Тайна прежнего отцовского сейфа за одной из картин в гостиной стала достоянием общественности, а не иметь своего собственного засекреченного места, где можно было припрятать… пистолет, к примеру, он счел верхом безалаберности. Там они его и спрятали тогда. Трофейный пистолет Данилы. Оставшийся у него после службы в так называемой «армии спасения», организованной в их городе из людей, побывавших в «горячих точках». Оружие было не засвечено. В то время на нем не было и пятнышка крови. На все ее вопросы о том, зачем им иметь у себя дома такую смертоносную игрушку, Данила вяловато пожимал плечами и так же вяло отвечал, что пусть, мол, оно будет, мало ли…

Это самое «мало ли» подкатило с такого бока, что у Эльмиры просто звон стоял в ушах. Раньше она с трудом представляла себе, как сможет воспользоваться пистолетом в случае ограбления. Или, скажем, если она подвергнется насилию. Этого, тьфу-тьфу, ни разу не случилось, но случись… Нет, Эльмира не могла вообразить, что сможет пустить пулю в живую плоть. Как сможет наблюдать угасание чьих-то глаз, зная, что она своей рукой остановила сердце человека. Это было невообразимо и чудовищно. Но это тогда. В те дни она, сама того не сознавая, находилась под защитой мужа. Пусть всячески отторгала его опеку, но не могла не осознавать, что пустить в ход оружие ей вряд ли придется по той простой причине, что он всегда рядом. Постоянно и неизменно рядом.

Сейчас его не было. И все разом изменилось. Сейчас ей было не до общепринятых моральных и этических норм, усвоенных ею с детства. И, колупая плохо поддающуюся штукатурку огромным кухонным ножом, Эльмира знала, что сумеет это сделать. В данный момент мысль о предсмертных хрипах и конвульсиях ее врагов не казалась чудовищной.

– Только бы не опоздать. Черт! – Лезвие ножа соскользнуло и больно полоснуло по руке. – Главное – не опоздать…

Кровь закапала из глубокой раны на подоконник, оставляя неровные крупные кляксы на кипенно белой поверхности. Эльмира схватила полотенце и начала их затирать, попутно прихватив другим концом полотенца рану. Еще одно препятствие, крадущее у нее драгоценные минуты. Его не должно быть, не должно. Сейчас… Еще немного… Еще десять сантиметров. Угораздило же ей дать совет супругу добавить в штукатурку гипса. Все схватилось намертво. А времени… Времени не было. Нужно быстро добраться до тайника. Достать пистолет. Там еще была пачка патронов к нему и, кажется, глушитель. Зачем ей глушитель, она не знала. Просто помнила киношных киллеров, орудующих на улицах непременно с глушителями, и решила, что и ей без него не обойтись.

Как не обойтись без соучастника…

Да, одной ей ни за что не справиться. Ни за что и никогда. Пусть оружие будет у нее в руках, пусть стрелять будет она, и только она, но на ухо… на ухо ей непременно должен кто-то злобно посвистывать. Хотя бы о том, что она дура, авантюристка, террористка и что по ней плачет газовая камера, а может, электрический стул. Что отдельный карцер или палата в психушке ей обеспечена до конца ее дней, что из этой дерьмовой ситуации только один путь – на тот свет…

Кто-то непременно должен стоять за ее спиной и озвучивать ее же собственные мысли. И она даже знала, кто будет этим «кем-то». И согласна была, на все сто согласна с подобным присутствием. Иначе… Иначе она не справится. Спасует в самый ответственный момент. Поддастся омерзительной трусливой лихорадке. Окаменеет, застынет живым трупом и не сделает того, что сделать просто обязана. Иначе зачем тогда жить?!

Все. Наконец-то. Наконец-то последний кусок штукатурки был отбит, и доска отделилась от стены. Сейчас. Сейчас она оттащит этот полутораметровый кусок дерева. Затем снимет равный по длине кусок фанеры, обшитый какой-то хитрой штуковиной, вводящей в заблуждение металлоискатели. И там уже будет сам тайник.

Эльмира, невзирая на сильно кровоточащую рану, быстро справилась со всеми барьерами, нагороженными предусмотрительным супругом. Отшвырнула в сторону и склонилась над аккуратно выдолбленным в кирпичах тайником.

Только бы руки не дрожали. Только бы не тошнило и не кружилась голова. Только и делов-то – взять этот промасленный сверток в руки и сунуть его в сумку. А там… А там пусть будет так, как она задумала.

– Господи! Ну что тебе стоит помочь мне хотя бы один раз?! – прошептала Эмма, разворачивая тряпку. – Помоги мне сейчас, а потом можешь наказывать…

Более идиллической картины, чем та, что предстала лихорадочному взору Эльмиры, вообразить в тот момент вряд ли было можно.

Лизка полола клумбы, да, клумбы с хризантемами! Сосредоточенно, самозабвенно, стоя на коленях и запуская пальцы без перчаток(!) в жирный рыхлый чернозем.

– Ты чего это?! – просипела Эльмира, шлепнувшись задом на ворох жухлой травы, что ее подруга успела наковырять к тому времени. – Умом тронулась?!

– А чего не так-то? – Лизка повернула к ней перепачканное землей лицо и нервно дернула бровью. – Умом я тронусь скорее от бездеятельности. Ежели уже процесс не пошел. Ты полдня не выдержала, смылась, а я здесь целую неделю. Без средств передвижения, без телефона, без общения и без… без нормальных предпосылок к дальнейшей нормальной жизни. И как тебе это? Тронешься умом или нет?

– Пожалуй, что да… – Эльмира меланхолично повертела головой. – А если тебя увидят здесь? Что тогда?

– Ну и пусть увидят! – взвилась вдруг Елизавета и, следуя примеру подруги, шлепнулась на другую кучу травы. – Мне достаточно того, что ты видела!