Галина Романова - Любвеобильный джек-пот

Когда Лия прервала его пространное вступление отказом, Мишаня замолчал. Молчал он непозволительно долго, сердито сопя в трубку. Потом прокашлялся, он всегда так делал, когда собирался отчитать ее за недостойное светской дамы поведение. Как то: лазание по подвалам в поисках беспризорников, к примеру, или преждевременный уход с важной для его бизнеса вечеринки.

И говорит ей после того, как сгреб все свои мысли и гнев в одну кучу:

– Ты?! Ты не хочешь видеть меня, дорогая?! Я правильно понял тебя?! Ты только что, мягко говоря, отослала меня с моим предложением куда подальше, так?!

– Нет, не так. – Лия нетерпеливо оглянулась на дверь, Гольцов в этот момент как раз вошел к ней в прихожую и загремел там чем-то. – Все не так, Мишаня! Просто мне...

– Некогда? Тебе?! Тебе некогда?! Ты это хочешь сказать?! – взвизгнул ее бывший муж истерично, перебив ее. – Чем, позволь узнать, ты собираешься заниматься? Чем? Ты же не работаешь!

Это всегда было главнейшим аргументом в его доводах.

Если она не работает, значит, у нее всегда должно быть время на него. Всегда! В конце концов, он платит ей и за это тоже!

– У меня проблемы, дорогой, – промямлила Лия, отмечая мимоходом, каким кислым сделалось у Димки лицо при этом ее «дорогой».

– Какие? Какие у тебя могут быть проблемы? – не снижая оборотов, продолжал бесноваться Мишаня. – Что может быть важнее нас с тобой?!

Ну что, начать говорить ему сейчас, что никаких нас с тобой не существует в природе, и уже, между прочим, давно? Так это еще полчаса плача и стенаний. А времени, судя по недовольству Гольцова, совсем нет. Его и правда же нет.

Кто знает, в какой стороне это Гагарино? Может, до него часа четыре езды, или все пять! На дворе сентябрь. Темнеет рано. Колеси потом по проселочным дорогам по ямам и колдобинам.

– Миша! Прекрати! – прикрикнула Лия, и тот неожиданно умолк. – Погиб Филипп Иванович, ты понял! Страшно, неожиданно погиб. Он был мне дорог, между прочим! У меня не было денег. Я разыскивала тебя. Ты был мне так нужен. А тебя нигде нет, черт возьми! Пришлось занимать деньги у знакомых. И носиться с подготовкой похорон в полном одиночестве.

– Извини, – вставил он все еще обиженным тоном, но много тише. – Но ведь похоронила же... Кстати, а с чего это у тебя нет денег? Я что, тебе мало даю?

– Даешь ты достаточно, но что-то случилось в банке. И целых две недели мой счет был заблокирован. То ли вирус там у них, то ли еще что... Но это сейчас и не важно уже.

Лия перевела дух и умоляюще глянула в потемневшие от злости Димкины глаза.

Злился тот страшно. Губы дул, как ребенок. Подбоченился и минут десять смотрел перед собой, почти не моргая. А потом принялся в циферблат своих часов указательным пальцем сердито тыкать, и глаза при этом закатывать.

Ну а что она могла поделать? От Мишани просто так не отмахнуться. Бывший муж, как-никак. Она от него ушла и теперь перед ним вся виноватая, не он же.

– Ты извини, Мишаня. Но мне и правда некогда, – закончила Лия, когда тот, немного остыв, снова начал настаивать на встрече.

– Что? Еще кто-то оказался неохваченным твоей опекой? – съязвил тот совсем невежливо.

– Именно!

– Кто же? Уж не сосед ли твой? Слышал, ты его в люди выводить стала. Или мне соврали? Ты учти, милочка, я...

Начинается! Если начать развивать еще и эту тему, это еще час времени. Неизвестно еще, чем все это закончится.

– Михаил! Дело не в Гольцове. Дело в Саньке, понимаешь!

Вот с кем не хотела бы она никогда говорить про Саньку, так это с Мишаней. Эти двое друг друга не просто презирали. Они друг друга почти ненавидели. И если у старшего еще хватало ума сдерживаться хоть как-то. То младший на эмоции был щедрее. Короче, козлом он именовал Мишаню в дни особого душевного к нему расположения.

– Ах, во-он в чем дело! – протянул ее бывший, обиженный муж насмешливо. – Этот твой малолетний уголовник! Тот самый, из-за которого ты меня и оставила. Так, кажется?

– Ты прекрасно знаешь, что это не так.

Это и в самом деле было не так. Эти двое не знали друг о друге до самого последнего момента.

А узнав... Но это уже другая история. Длинная, печальная, а местами и очень неприятная.

– Как же не так?! Как же не так?! – снова взвился Мишаня. – Если сейчас ты как раз именно это и делаешь!

– Что я делаю? – Лия устало привалилась к стенке, уткнувшись лбом Гольцову в плечо, глянула на него с виноватой улыбкой и беззвучно одними губами извинилась.

– Ты же сейчас из-за него как раз мне и отказываешь! Разве не так?!

Господи, Мишаню так распирало, что могло показаться, будто он радуется представившейся возможности обвинить ее во всех смертных грехах.

– Миша. Ты меня извини, но, кажется, в мою дверь звонят. Это не ты, случайно?

Вот тут она испугалась по-настоящему. Нет, нет, не того, что будто бы в дверь позвонили. Это она ему солгала. Испугалась того, что Мишаня сейчас мог быть на подступах к ее дому. Он же имел привычку звонить ей из лифта, например.

– Это не я! Я сейчас еще в кровати! – соврал он ей в отместку, знал же, что она знает про его привычку не залеживаться, как проснется. – Итак, встречи сегодня не будет, я правильно понял?

– Извини! – Лия не знала, что делать и что говорить, чтобы сгладить ситуацию.

С одного конца провода ее мучил бывший супруг, рассерженный ее неожиданным отказом.

С другой...

С другой молчаливо сердился Гольцов. Гольцов, который за одну ночь стал ей роднее и ближе, чем Мишаня за все время супружества.

– Ладно... – с заметной угрозой в голосе обронил Мишаня. – Поговорим, когда ты вернешься. Я буду ждать тебя, дорогая! Буду ждать у тебя дома, учти это.

– Черт!

Лия положила трубку на аппарат и задумчиво закусила губу.

Она совершенно забыла, что Мишаня распоряжается ее жилплощадью, как своей собственной. Вылетело из головы, и все тут. И ключ у него имелся, и свободный доступ, не преграждаемый, допустим, ее обнаружившейся вдруг личной жизнью. Он просто и думать не мог, и предположить, что у нее может быть какая-то личная жизнь. Это у нее-то!

Что же будет, когда он узнает о Гольцове?

– Все будет хорошо, не печалься, – шепнул ей Димка на ухо уже в лифте. Поцеловал в шею, в ту самую родинку, которую так долго когда-то рассматривал, и снова пообещал: – Я все устрою, Лия. Все будет хорошо. Нам вот только с тобой мерзавцев всех призвать к ответу, по местам расставить, и тогда уже начнем свой быт налаживать.

– Черт! Я даже за этим его нытьем забыла у него спросить, на самом ли деле звонил ему Санька или нет?

Мишаня смолчал, никак не упомянув о звонке. Забыть он бы точно не смог, поскольку с Санькой их связывала устойчивая не проходящая неприязнь, граничащая с ненавистью. Даже если бы и забыл, непременно вспомнил бы, они же говорили как раз о Саньке. А он не упомянул. Наверное, все же Санька соврал ей о звонке. Тогда как он мог узнать адрес ее дачи? Как? Она никогда не рассказывала ему, в каком направлении ездит за теми чудесными яблоками, которыми потом начиняет пироги...