Хеннинг Манкелль - Человек, который улыбался

«У меня такое чувство, что часть моей души заменили на протез, – писал он, – и этот протез пока меня не слушается. Иногда, в тяжелые минуты, мне кажется, что я так и не сумею им пользоваться. Но надежда пока есть».

Второе письмо было адресовано сослуживцам, и только тогда, когда он опустил его в красный почтовый ящик около почты в Скагене, он понял, как много в нем неправды. И все равно, он должен был его написать. Он выразил признательность за подарок, преподнесенный прошлым летом, – коллеги скинулись и купили ему хороший музыкальный центр, – и попросил извинения, что до сих пор их не поблагодарил. Это все было совершенно искренне, но то, что он закончил письмо сообщением, что он поправляется и скоро, возможно, выйдет на работу, было скорее заклинанием, чем правдой, потому что в действительности все было как раз наоборот.

Третье письмо он написал в Ригу Байбе. За прошедший страшный год он писал ей примерно раз в два месяца, и каждый раз она отвечала подробным и теплым письмом. Он начал воспринимать ее как своего ангела-хранителя, и из страха спугнуть ее, из страха, что она перестанет ему отвечать, он ничего не писал о том, какие чувства он к ней испытывает. Или по крайней мере думает, что испытывает. Он теперь уже ни в чем не был уверен. Он перестал верить в себя. В те короткие мгновения, когда ему казалось, что он способен мыслить трезво и ясно, чаще всего это бывало на берегу, когда он прятался от колючего ветра между дюнами, в такие мгновения ему казалось, что ничто уже не имеет смысла. Он виделся с Байбой всего несколько дней в Риге, она оплакивала своего убитого мужа, капитана латвийской полиции Карлиса, и чего бы ей ни с того ни с сего влюбиться в шведского полицейского, который всего-то и делал, что выполнял свой долг, хотя и довольно нетрадиционными методами? Но он гнал от себя эти мысли, он боялся ее потерять, хотя в глубине души прекрасно понимал, что это по меньшей мере странно: как можно потерять то, чего никогда и не имел? Мечта о Байбе, возможно, и удерживала его. Он почему-то считал себя обязанным защищать этот бастион до последнего, хотя эта мечта, скорее всего, была иллюзией.

Он прожил в пансионате десять дней, но, приехав в Истад, решил вернуться туда как можно скорей. Уже в середине июля он снова приехал в Скаген. Вдова-полька ждала его, он снял ту же самую комнату, опять взял велосипед и целыми днями пропадал на берегу. В отличие от предыдущего раза, на пляже было множество курортников, и ему иной раз казалось, что он чужой среди этих хохочущих, плещущихся в воде и играющих в мяч людей; он бродит меж ними, словно невидимая тень. Он словно создал свой собственный полицейский округ на Гренене, там, где встречаются два моря, и нес службу, присматриваясь к самому себе и пытаясь найти выход из душевного тупика. После первой поездки в Скаген его доктор констатировал определенное улучшение, но пока еще положительные симптомы были очень и очень зыбкими, чтобы можно было надеяться на полное выздоровление. Валландер спросил, нельзя ли ему прекратить принимать препараты, которые он принимал весь этот год, поскольку они вызывали у него усталость и чувство тяжести во всем теле, но врач сказал, что пока еще говорить об этом рано.

Каждое утро, просыпаясь, он спрашивал себя, хватит ли и сегодня у него сил подняться. В пансионате он вроде бы чувствовал себя получше, иногда, как ему казалось, его посещали мгновения невесомости, облегчения, он словно забывал о событиях, произошедших год назад, и это давало ему некоторую надежду.

Бродя часами по берегу, он старался разобраться в прошлом, пытался понять, как примириться с самим собой и найти путь к возвращению, чтобы снова стать даже не полицейским, а просто обычным, нормальным человеком.

Именно тогда он вдруг потерял вкус к опере. Обычно он брал с собой на берег переносной магнитофон. Но в один прекрасный день он понял, что больше не может. Вернувшись в пансионат, он сложил все до единой кассеты с оперной музыкой в чемодан. В этот же день он на велосипеде съездил в Скаген и накупил кассет с какой-то совершенно не известной ему попсой, и его удивило, что он даже не вспоминал о музыке, сопровождавшей его всю жизнь.

«У меня в душе просто нет места для музыки, – подумал он тогда. – Сердце мое переполнено ужасом и может разорваться в любой момент».

В середине октября он опять приехал в Скаген. На этот раз твердо намереваясь раз и навсегда решить для себя, как он будет жить дальше. Врач его теперь уже вполне определенно заявил, что он на правильном пути, что он постепенно выходит из депрессии, и посоветовал ему еще раз съездить в Скаген – отдых там, по его мнению, приносил Валландеру несомненную пользу. Мало того, он, стараясь не нарушать врачебную тайну, по своей инициативе поговорил с начальником полиции Бьорком и дал ему понять, что появилась надежда на то, что Валландер сможет вернуться на службу.

Итак, он вернулся в Скаген и возобновил свои бесконечные прогулки. Осенью на бесконечных пляжах почти никого не было – разве что иногда встретится пара пенсионеров, или одинокий бегун, или выгуливающая собаку любопытная дама. Опять он часами бродил вдоль почти незаметной, все время меняющейся границы между песком и морем, и шаги его становились все более и более решительными.

Через несколько лет ему стукнет пятьдесят. За последний год он сильно похудел. Он вытащил из шкафа одежду, купленную семь-восемь лет назад, – она снова была ему впору. Теперь, когда он не брал в рот спиртного, его физическая форма была лучше, чем когда-либо, во всяком случае, лучше, чем в последние годы службы. Это в какой-то степени ободряло его, внушало надежды на будущее. Если ничего непредвиденного не случится, он проживет еще как минимум двадцать лет. Более всего мучил его вопрос, что делать дальше – вернуться в полицию или заняться чем-то другим? Он даже думать не хотел о том, чтобы уйти на пенсию по болезни. Он почему-то был уверен, что не вынесет такого существования… Пляжи почти все время были окутаны туманом, иногда, правда, выпадали солнечные, хотя и холодные, дни. В эти редкие часы небо было голубым и высоким, море сверкало под лучами солнца, и над водой в восходящих потоках воздуха парили чайки. Он напоминал себе заводную игрушку с потерянным ключиком и чувствовал, что сам не в состоянии завести пружину. Он взвешивал различные возможности – что он будет делать, если придется оставить службу в полиции? Устроится на каком-то предприятии заместителем начальника службы безопасности? Что еще? Его опыт выслеживания и ловли преступников вряд ли пригодится в обычной жизни. Кому нужен бывший полицейский, только и умеющий что решать более или менее сложные следственные задачи?