Ольга Тарасевич - Копье Судьбы

Кухонная мебель, легкая, прозрачная, все эти шкафчики, без которых не обойтись, ничуть не утяжеляют пространство. На новенькой плите удобно варить борщ – такой, как Игорь любит, наваристый, густой. Единственное, чего здесь пока не хватает, – какого-нибудь уютного штриха, оригинальной детали, делающей это пространство живым, теплым, а не просто идеальным снимком для любого каталога мебели. Возможно, надо будет подобрать сюда пару вышитых картин. Что-нибудь кулинарное, фрукты, овощи. Тогда к кухне точно никто не сможет придраться!

Скоро будут отремонтированы гостиная, спальня. И дом станет именно таким, каким должен быть, – стильным, уютным, с собственной, свойственной только ему, атмосферой. Он станет местом, куда Игорь, может быть, в конце концов захочет приходить. Или не захочет?

Можно называть его мужем. Упрямо, не только болтая с подругами, но даже наедине с собой, в собственных мыслях. «Мысль материальна, мечты сбываются», – на каждом тренинге повторяет Игорь. Так пусть же они сбудутся! Сбудутся! Регистрация отношений, банальный штамп в паспорте – но все-таки это так важно.

Игорь рядом, но вместе с тем далеко. Разрешил войти в свою жизнь, позволил заботиться о себе. Но он не зависит от этого совершенно, ни капельки. Если любимый борщ исчезнет и на полу окажутся серые катышки пыли, а в гречке заведутся противные жирные червячки – он просто пожмет плечами. Ему безразличен быт, и семья, и даже женщины. И если Игорь решится расписаться и будет свадьба, темный костюм, вихрь белого платья, то… Будет все. Это как проба на золоте. Знак качества семьи, любви. Настоящих отношений…

…В молодости мама была похожа на волшебную фею, на сказочную жар-птицу, на принцессу.

В полумраке памяти виднеется пыльное овальное зеркало с горящими по бокам его светильниками в виде свечей. Зеркало кажется совсем тусклым. Но не отражение!

Мама, мамочка. Льняные волосы до пояса. Глаза синие-пресиние. На ней очень красивое платье – красное, состоящее из множества сверкающих блестящих кружочков.

Как хочется их потрогать. А еще хочется, чтобы мамочка села рядом или взяла на руки. Она так вкусно пахнет – цветами и сладостями. Точно ведь: настоящая принцесса из сказки, красавица.

– Отстань от меня, ты испортишь мне платье!

Ее лицо красиво даже в надменном раздражении.

Оля глотает слезы. Больше всего на свете хочется к маме. Почему она так говорит? Ведь мамочка самая лучшая…

Ее нельзя трогать. К ней лучше не приближаться. Не стоит попадаться маме на глаза, когда она в плохом настроении. А она все время в плохом настроении. В театре, где она служит, вечные интриги, и ведущие роли отдают бездарям, а мама, талантливая и красивая, вынуждена довольствоваться чуть ли не банальным: «Кушать подано».

Мама говорит на эти темы очень часто и всегда расстраивается.

Надо ее как-то приободрить.

Порадовать.

Сначала Оля хотела подарить маме помаду в красивом золотистом футлярчике. И даже заприметила такую, красную, в магазине возле дома. Но тетенька-продавщица помаду не дала, сказала, что нужны денежки.

Конечно, денежки можно было бы взять у мамочки. Она все время ругается и говорит по телефону с тетей Галей:

– Режиссер сошел с ума! Какая Джульетта из этой карги, ей только Бабу-Ягу играть.

Мама, вечно занятая своими разговорами, и не заметила бы ничего. Она вообще ни на что не обращает внимания, и можно тайком убежать во двор или выбросить в мусорное ведро ненавистную кашу.

И денежки тоже можно было бы взять. Вряд ли мама обнаружила бы их пропажу.

Но воспитательница в детском садике говорила, что брать чужое без спроса нехорошо. А если у мамочки спросить – то она уже не удивится подарку.

И тогда Оля подарила ей красивую картинку, которую почти неделю рисовала в детском садике.

На картинке было столько красоты! Получилось нарисовать ровный кружок с крапинками-пунктирами, солнышко с лучиками. И тучки вышли кругленькие, белые. Лес – из елочек и березок, треугольнички и кудряшки, веточки. Но самая большая красота – это, конечно, принцесса с золотыми волосами. И принц рядом с ней. Только коня нарисовать не получилось. Конь принца напоминал скорее стол, что было просто смешно и совершенно недопустимо. Поэтому вместо коня Оля сделала «каляки-маляки» – допустим, земля там уже начинается. Или это стена такая. Ну или еще что-нибудь.

И подписала свою красоту: «Мама и папа» – воспитательница так научила, хотя лицо у нее вдруг сделалось грустным.

– Папа? Да твой папа знаешь кто? – холодно сказала мать, когда Оля протянула ей картинку.

Она сразу замерла. Про папку сейчас рассказ будет. Скорее бы…

– Да твой отец – просто кусок собачьего дерьма! Идиот конченый! Сначала у него денег на аборт не было. И у меня ни гроша, а взять неоткуда. Без денег же разве что толковое сделают? Зарежут – это да… Но нашлись добрые люди, помогли, к врачу хорошему записали. А этот идиот тогда что придумал. Закрыл меня. Запер в комнате. Я ручку дергаю – закрыто, ключа нет. Так и не попала к врачу. А с моим-то сроком меня и так уже не имели права брать, а там запись плотная, и что? Все! Рожать пришлось. С тобой год просидела. Режиссер себе кралю нашел – ни рожи, ни кожи. Все твой папаша…

Тогда Оля ничего не поняла. Что такое аборт? Почему папа не пускал маму к врачу? Почему у него не было денежек? И как это папка может быть куском дерьма? Собачьего причем… Во дворе полно таких кучек, все дети знают, что наступать в них не надо. Но какая тут связь с папой?

– А где он? – только и нашлась что спросить Оля, изо всех сил стараясь не разреветься. Все было просто ужасно: картинка маме не понравилась, и папа – собачья какашка, а злой он какой, злой…

– В горах своих разбился и сдох, придурок конченый. – Мама счастливо улыбнулась и стала сразу хорошенькой-прехорошенькой. – И это к лучшему. Любила я этого подонка. Если бы жил – сидела бы дома, как клуша, борщи бы ему варила и котлеты жарила. Вот и все искусство. Такое, деточка, бывает при любви умственное затмение. Понимаешь? Бывает лунное затмение, солнечное. И умственное тоже бывает…

Осознание смысла того разговора приходило постепенно.

Сначала Оля узнала значение непонятных слов. Потом вдруг поняла: если бы не папа – ничего бы не было.

Утренний прохладный воздух со вкусом розового рассвета. Нежное прикосновение солнца к коленкам. Тающий на языке кусочек шоколада. Новое сиреневое платье.

Ничего вот этого – нет.

И ее самой нет.

Это можно с трудом понять. Но нельзя представить.

Любовь к отцу – это как одеяло, укрывающее с головой. Фонарик, сноп света, и можно читать книжку.

Оля читала папину жизнь с увлечением. Когда не осталось неизвестных страниц – бабушка с дедушкой рассказали про папу все-все, и как он учился, и как увлекся альпинизмом, и как познакомился с мамой, – она стала мысленно писать собственные.