Андрей Константинов - Экипаж. Команда

– Так ведь это же совсем другое дело.

– Ни хрена не другое. Одно и то же. Хорошо, тебе не нравится подобный способ выхода на Ташкента. Ты считаешь его грязным, аморальным… не знаю каким еще. Тогда предложи другой, альтернативный путь… Давай откажемся от этой темы (кстати, тобою же и придуманной) и начнем другую… Есть у тебя на этот счет какие-то соображения? Поделись.

– Нету.

– Ну а раз нету – значит, успокойся и не еби мне больше мозги. Договорились?

– Договорились, – тяжело вздохнув, согласился Иван.

– И вообще, Лямка: если ты хочешь поступать по совести, но не имеешь такой возможности, то перестань себя мучить этим дерьмом. В противном случае ты снова придешь к таким же выводам… Кто из великих сказал? Ладно, не мучайся, все равно не догадаешься – это я сказал.

Этим вечером не только Нестеров и Лямин вели меж собой философские беседы. Примерно тем же за рюмочкой чая занимались Людмила Васильевна Михалева и Паша Козырев, который по случаю вчерашней получки зашел в гости не просто по-соседски (то бишь на халяву), а с вафельным тортиком. Кремовые торты Михалева не употребляла принципиально – блюла фигуру.

Тортик – вещь, безусловно, хорошая, однако домашний борщ не идет с ним ни в какое сравнение. Именно к такому выводу пришел Козырев, увлеченно трудясь над солидной добавкой, которую он заполучил, предварительно немного поломавшись (исключительно ради приличия). Михалева сидела напротив со стаканом чая и неизменным сигаретным «Петром». С почти материнской нежностью она смотрела на изголодавшегося Пашу и вслух размышляла:

– Эх, Паша-Паша, жениться тебе надо.

– Вот еще, – буркнул Козырев. – И между прочим, Людмила Васильевна, вы же мне сами недавно говорили про «молодо-зелено, погулять велено».

– Говорила, но ты же все равно не гуляешь. Или работаешь, или спишь. Ни в театры, ни в кино не ходишь. Уж про музеи я промолчу.

– Вы имеете в виду музей политического сыска?

– А хотя бы! – с вызовом отозвалась Михалева. – Да ваш музей на Полтавской по сравнению с нашим – это, как говорил товарищ Бендер, детская невинная игра в крысу. Кстати, я уверена, что, существуй Остап Ибрагимович на самом деле, из него мог бы получиться не только блестящий жулик, но и столь же блестящий опер. И, кстати, заметь, в какой-то момент даже он попытался устроить свою личную жизнь с этой… как ее… с Зосей Синицкой.

– И ни фига у него не вышло.

– И не могло выйти. Потому что Зося была ему не пара. Бендеру нужна была женщина совсем иного склада. Такого же, как он.

– Наглая и хитрая, что ли?

– Нет. Ему нужна была оптимистка-авантюристка со здоровым чувством юмора. Между прочим, именно такая девушка нужна и тебе.

– Это еще почему?

– Потому что наличие этих качеств обязательно для жены разведчика. В противном случае дело кончится либо разводом, либо преждевременной кончиной одного из супругов. Причем, скорее всего, мужчины.

– Запилит насмерть? – улыбнулся Козырев.

– Где-то так и есть, – почему-то серьезно ответила Михалева. – Поэтому тебе, в идеале, нужно искать жену в своей системе. Конечно, при условии, что ты намереваешься продолжить свою карьеру офицера и заниматься сыском профессионально. Вспомни «Семнадцать мгновений весны»: Эрвин и Кэт – это же идеальная супружеская пара разведчиков. Или вот эти двое… Агент Джей и девочка, симпатичная такая, патологоанатомом еще работала. Из них тоже мог вполне профессиональный дуэт получиться.

– Кто-кто? – не въехал Козырев.

– Ну ты что? «Люди в черном» не смотрел, что ли?

– Вы ж не любите американские фильмы, – с трудом нашелся что ответить Паша, обалдев от масштабности кругозора своей соседки. Ему казалось, что Людмилу Васильевну, навроде Шерлока Холмса, в этом мире интересует только свой, узкий и сугубо определенный, пласт истории и культуры.

– Не люблю. Потому что в большинстве своем они плоские и тупые. Но зато их бывает просто интересно смотреть. Так что «пурква бы и не па»? Ну что, я вижу, все равно тебя не убедила…

– Не знаю… Антон Гурьев, например, всегда повторял, что брак на работе вредит работе.

– Вот и погиб бобылем. Даже на могилку некому прийти поплакаться… Кстати, что у вас там по этому подонку? Подвижки есть какие-нибудь? Или спецслужбы, как всегда, расписались в собственном бессилии, а точнее – некомпетентности?

– Немножко продвинулись. Буквально на днях очень интересную информацию от эфэсбэшников получили, сейчас начинаем отрабатывать.

– Ты хочешь сказать, что эфэсбэшники, находясь в здравом уме и трезвой памяти, вот так, за здорово живешь, поделились с вами интересной информацией?

– Ну… Это были знакомые эфэсбэшники. Вернее, один. Хороший знакомый.

– Так бы сразу и говорил, что знакомый. А то уж я начала думать, что, пока я тут, как Джон, играла в бридж, в этом мире действительно что-то произошло [80] Цитата из к/ф «Корона Российской империи, или Снова неуловимые». … Сколько себя помню, ваши службы жили друг с другом хуже кошки с собакой. Впрочем, следует признать, что так было и раньше.

– Вы хотите сказать, до перестройки?

– Я хочу сказать – до революции. Тогда, конечно, еще не было ни ОПУ, ни КГБ-ФСБ, зато были военная разведка, охранные отделения и жандармские корпуса. На высшем уровне, то есть на уровне министерств полицейского и военного ведомств, как водится, все было благополучно – «мир, дружба, жвачка» (примерно как и сейчас у нас). Зато на уровне исполнителей, то есть именно там, где требовались согласованность действия и оперативный обмен информацией, царили разобщенность, взаимная неприязнь и обоюдное доносительство. Словом, полный бардак (примерно как и сейчас у нас). В итоге эти ведомства не то что не помогали, а зачастую, наоборот, – мешали друг другу… Помнишь, я показывала тебе документ про наблюдение за японцем в Ташкенте?

– Конечно, помню.

– Так вот, этот пример, скорее, приятное исключение из правил. Тогда обе службы сработали на редкость дружно. Вообще же в ту пору наблюдение за иностранными подданными велось бездарнейшим образом, и все потому, что разные службы в своей деятельности руководствовались своими инструкциями и плевать хотели на других. Вот представь себе такую ситуацию: 1909 год, из Харбина в Петербург отправляется поезд. В этом поезде едет германский лейтенант, которого от самого Харбина негласно сопровождает наш офицер разведки, изображающий случайного попутчика. Дальняя дорога, естественно, располагала к общению, и за первые сутки пути «наш» успевает психологически грамотно обработать немца. Русская водка, русское гостеприимство – словом, клиент готов. И вот только-только немец начинает откровенничать, как поезд подъезжает к станции Чита. И здесь к ним в купе вваливается эдакая детинушка – вот с такенными кулачищами и с лицом держиморды. Короче, одного взгляда на этого парубка немцу было достаточно для того, чтобы заткнуться и вплоть до Иркутска, где детина сошел, провести в молчаливом разглядывании пейзажей за окном. Да и после Иркутска он почему-то из прострации не вышел и так, в молчаливой задумчивости, до самого Петербурга и доехал. Офицера по приезде, естественно, на цугундер – что ж ты, такой-сякой, неделю в поезде катался, казенные денюжки пропивал-проедал, а результат – пшик? Ну, тот и отписал в своем рапорте: так, мол, и так, всю работу коту под хвост спустил переодетый жандармский унтер, «чин и звание которого нетрудно было определить по его манерам и разговору, а также по предъявленному им кондуктору… бесплатному проездному документу».