Елена Ханга - Третье пророчество

– Маленькую Трофимову просто похитили, – сказал он. – Хотя это был не обычный киднепинг. Как становится ясно теперь, все дело заключалось в особой одаренности девочки.

Перед ее глазами вдруг все поплыло, но рассказчик этого пока не заметил.

– Девочку тайно вывезли в Советский Союз, заказчиком похищения выступал КГБ. Потом ее определили в закрытый специальный интернат...

Он не успел договорить – она потеряла сознание и упала со стула.

Потом была темнота, в которой время от времени она, казалось, видела встревоженное лицо миссис Бетти Трофимовой. Потом она почувствовала запах спирта перед инъекцией, потом она, кажется, спала. Самой ей обморок показался продолжительным, но когда она пришла в себя, то поняла, что прошло лишь минут пятнадцать, не больше. Она лежала на диване в той же гостиной, а у изголовья сидели Трофимовы, и Бетти тихонько гладила ее по голове. По гостиной прохаживался пожилой джентльмен, бросая на нее тревожные взгляды. Фрекен Бок на горизонте видно не было.

– Слава Богу! – воскликнул джентльмен, заметив, что она пришла в сознание. – Мне очень жаль, что вам пришлось перенести такое потрясение, но, кажется, вы уже все поняли.

Она перевела глаза на Бетти, которая тут же разрыдалась.

– Теперь все уже позади, деточка моя, – всхлипнула миссис Трофимова по-русски, но с ужасным американским акцентом.

– Теперь нужно о многом поговорить, – вторил жене мистер Трофимов. Он говорил без акцента.

– Не сейчас, наверное. Тебе нужно успокоиться, – дрожащим голосом шептала миссис Трофимова.

– Я не понимаю... – еле слышно произнесла Людмила.

– Еще укол, – с очень опытной интонацией сказал джентльмен, и тут же перед ней появилась фрекен Бок со шприцем.

– Не нужно, – отстранила ее руку русская гостья. – Я справлюсь сама. Я прошу вас всех, оставьте меня одну. Хотя бы на пять минут. Я должна все понять. Я должна ко всему этому привыкнуть.

– Конечно, – решительно сказала фрекен Бок и выразительно посмотрела на остальных. Последней, продолжая всхлипывать, вышла Бетти Трофимова, бросив на Людмилу взгляд, полный слез и любви.

«Что ж, если русские и в самом деле меня так удачно поимели, то по крайней мере сейчас самое время воспользоваться тем, чему они меня научили, – подумала она. – Прежде всего надо собраться, времени очень мало».

Вода, эта проклятая морская вода действительно уже давно ее мучила. Откуда бы ей еще взяться?

Стоп, а почему, собственно, она думает, что эти люди могут ее обманывать? Это ведь все те же русские научили ее недоверчивости, постоянной недоверчивости, а мир может быть устроен совсем иначе.

Беда в том, что у нее не осталось никаких картинок, вообще никаких воспоминаний об этом возрасте. И это ее собственное упущение. Каждому человеку на всякий случай полезно знать, с какого времени начинаются детские воспоминания. С трех? С четырех? С пяти лет? Никогда в жизни она не подумала бы, что это может оказаться таким важным вопросом. Все, что она помнила, относилось уже к детскому дому. А может, это уже и был интернат? Но ведь до него было еще что-то.

Ей говорили, что в роддоме от нее отказалась мать, что она родилась где-то в Сибири. Атеперь ей говорят, что ее похитили у родителей. И вот они, ее настоящие родители. А почему нет? А если это страшная сказка со счастливым концом?

Еще раз стоп! Язык, вот где может быть отгадка для нее. Если она действительно жила до четырех лет в Америке, должен же был у нее остаться английский, а правильнее было бы сказать – уже американский язык? Это произношение ни с чем не спутаешь. Черт, эта подсказка не работает. До четырех лет она жила в семье русских эмигрантов. Кто знает, может, в семье говорили только по-русски. А улица, а сверстники? А если это тоже была русская среда? Да и что толку разбираться в этом, ей потом так поставили английский в специальном интернате лучшие преподаватели, что теперь уже никто никогда не поймет, что было у нее из раннего детства, а что благоприобретенным явлением. Не помогает этот ход, не помогает...

По большому счету и русские, и американцы хотят от нее одного-единственного – ее таланта, пусть даже сверхталанта. Но в конечном итоге нужен им только он, а не она сама – Люся Волкова. Или как ее зовут на самом деле? Хотя нет, теперь обнаруживается одна существенная разница. Мистеру и миссис Трофимовым вовсе не нужен ее талант, им-то – только им на всем белом свете – как раз нужна она сама, как бы ее на самом деле ни звали. Они должны ненавидеть этот ее проклятый талант, потому что из-за него они на двадцать лет потеряли собственную дочь. Больше того, они похоронили ее. И только сейчас узнали, что она жива. Да, они должны ненавидеть ее дурацкий талант ничуть не меньше, чем она сама его иногда ненавидела.

Ну и в чем разница, если русские и американцы хотят от нее одного и того же? Ей что же, предлагают поверить в то, что американцы из одних только благородных побуждений помогли воссоединению семьи? Ну и хорошо, пусть из корыстных побуждений, но если это ее родители?

Какая, в конце концов, разница, где она теперь будет жить и где работать? Разница только в том, откуда она родом. Разница только в том, что какая-то из двух сторон ее обманывает. И самое интересное – какая именно? А вот это и остается пока под вопросом.

Генетическая экспертиза, она же может все расставить по местам... Ха! Если уж игра пошла всерьез, то и экспертиза будет самая что ни на есть подходящая. Либо для той, либо для другой стороны. В зависимости от пожеланий заказчика.

«Притормози, родная, притормози!» – приказала она себе. Она заметила с тревогой, что мысль ее будто бы бьется в болезненной лихорадке, кидаясь от одной крайности к другой. Вообще-то для Людмилы Волковой, прошедшей многие психотренинги и специальные упражнения, такое состояние было необычным. Похоже, сказывались последствия инъекции. Господи, сколько же их было за последние недели! Теперь, наверное, вся эта химия перемешалась в ее мозгах... А зачем ее, интересно, все время держат на препаратах? И здесь готов ответ. Без этих ухищрений ее невозможно было вывезти из страны, а потом потихоньку готовить к полному перевороту в ее голове. Логично. Слишком большое потрясение. Вполне логично...

И вдруг она кое-что вспомнила.

Люся Волкова прищурилась, глядя в одну точку перед собой. У нее это всегда означало пик размышлений. Похоже, на этот раз она пошла правильным путем. Некоторое время она сидела, так же прищурившись, и продолжала вспоминать.

Что ж, кое-кто все-таки прокололся, удовлетворенно подумала она. А все-таки неожиданный получился поворот. К чему угодно, казалось, она была готова, но только не к этому...