Ольга Володарская - Кара Дон Жуана

Андрей готовил для нее — какое чудо!

— Вообще-то я готовить не умею, — с улыбкой заметил он. — Питаюсь в ресторанах. Но когда был студентом, научился жарить яичницу и варить макароны. К концу недели на яйца и вермишель смотреть не мог, зато в субботу (по выходным я ездил домой) бабушкиным басбашем наесться не мог!

— Басбаш — это что?

— Суп из баранины. Обалденно вкусный! Бабушка вообще у нас мастерицей по части кулинарии была. Особенно ей армянская кухня удавалась! — Он дал Каро вилку, сам взял ложку, которой помешивал яичницу, и скомандовал: — Начинаем!

Каролина подцепила кусок омлета, отправила в рот, прожевала.

— Ну как? — поинтересовался Андрей, зачерпнув ложкой такой кус, что он еле убрался в рот. — Не очень остро?

— В самый раз, — заверила Каролина, но сама еле отдышалась — так было наперчено. — Мне нравится…

На самом деле яичница ей совершенно не нравилась, как и поведение Андрея. Да, он купил для нее машину, да, он приготовил завтрак, да, беседует с ней о милых пустяках типа бабушкиных супов. Но почему он сел не рядом, а напротив? Почему он, как приехал, ни разу ее не обнял, не поцеловал? Почему не сказал «Сегодня ночью было здорово!»? Ведь он должен понимать, что она ждет хоть какого-то действия — касания, слова, взгляда! Но не дружеского — касания, слова, взгляда, — а интимного, нежного, благодарного и обещающего одновременно…

«Ну скажи. Скажи что-нибудь! — мысленно молила Каролина. — Пусть это будет пошлость типа: „А ты горячая штучка!“ Или вранье на тему: „с другими было не так хорошо“… Скажи, скажи, скажи хоть что-нибудь… Только, пожалуйста, не надо больше о яичнице!»

— Знала бы ты, какой омлет делает наш повар Жиль! — не внял ее мысленным мольбам Андрей. — Нежный, воздушный! С мелко пошинкованными грибочками и белыми сухариками… — Он причмокнул. — Никогда такой вкуснятины не ел!

— А мне твоя яичница нравится! — Каролина задушила в себе глупую бабью обиду и как ни в чем не бывало прочирикала: — Даже не подозревала, что ты можешь взять и сварганить завтрак! С плитой и фартуком ты у меня совсем не ассоциируешься…

— Я пятнадцать лет у нее не стоял. Самое большее, что я делаю — это грею готовый ужин в микроволновке… — Он схватил кусок колбасы, закинул его в рот, смачно прожевал. — Веришь, я не знаю, как варить рис. Не говоря уже о таком сложном блюде, как гуляш или запеканка… Я и представить не могу, как это приготовить!

— Но вы же, кавказцы, отличные кулинары…

— Лентяи мы отличные! У нас все женщины делают — сначала матери, потом жены! Мужики только шашлык по праздникам готовят… Вот взять, например, мою семью. Во сколько бы отец ни возвращался домой, мама должна была накормить его… Если он приходил с друзьями, она так же радушно была обязана приветить и их. Если спишь — вставай. Нечем угостить — беги в магазин, покупай. Если не приготовлено — несись к плите, вари. Ты хозяйка — это твоя обязанность… — Андрей хлебнул сока прямо из бутыли, после чего передал ее Каролине. — Моя мама русская, воспитанная совсем в других традициях, но и она подчинялась. Да и попробовала бы не подчиниться — бабушка ей бы устроила!

— Бабушка жила с вами?

— Да! Она была главой семьи… У нас вообще матриархат царил.

— И это ты называешь матриархатом? — чуть не поперхнулась Каролина. — Прислуживание мужикам?

— Мама с бабушкой из отца веревки вили, а моя сестра Марианна от них не отставала. Он делал все, что они просили. А в благодарность за это женщины Карэна Караяна изображали покорность. Давали понять отцу, что он главный… Согласись, когда муж выполняет все капризы, можно раз в месяц и приветить его друзей…

Каролина хотела расспросить Андрея о семье, но внутреннее чутье ей подсказывало, что этого делать не стоит. Что-то с женщинами семьи Караян произошло — что-то нехорошее! — раз Андрей с отцом живут вдвоем. Уж не несчастье ли какое типа автокатастрофы? Или все гораздо прозаичнее, и мать Андрея просто ушла от мужа к другому мужчине, забрав с собой дочь, а бабушка от старости скончалась?

— Да, я совсем забыл сказать! — Андрей спешно прожевал кусок тунца и промокнул рот салфеткой. — Тебе удивительно идет это платье… Очаровательно выглядишь…

Каролина в ответ лишь кивнула — «спасибо» говорить глупо, «я знаю» еще глупее, а «я ждала от тебя совсем других слов» просто идиотизм.

— Но вы совсем с сестрой не похожи… — продолжал он. — Как будто и не родные.

— В детстве нас было не отличить.

— А мы с Марианной и в детстве были разными. Она на мальчика походила, я на девочку. Я лет в семь все младенческие фотографии порвал — так мне не нравилась своя девчачья физиономия…

— Ты наверняка был очень хорошеньким…

— Да уж. Просто как кукла. Меня принимали за девчушку и задаривали пупсами.

— Когда же ты возмужал?

— Лет в двенадцать. Когда поперли усы и прыщики…

— У тебя были прыщики?

— Ты так удивляешься, будто я признался в том, что раньше у меня был игуаний хвост! — Андрей сдул волосы со лба. Оказалось, под челкой у него маленький шрамик. — Да, я цвел, как и все подростки, до той поры, пока меня не сделали мужчиной… Потом все прошло…

— Откуда у тебя этот шрам? — Каролина коснулась его лба — ей так хотелось еще раз дотронуться до его кожи.

— Это мы с Марианной в детстве подрались — она меня камнем по тыкве долбанула, чтобы я не ломал ее песчаных замков…

— А мы с Дашей совсем не ссорились. Только иногда я на нее дулась за то, что она воровала у меня сладости… — Каролина отложила вилку, подперла подбородок кулаком и начала вспоминать: — Мама выдавала нам одинаковое количество конфет, но сестра съедала их зараз, а я растягивала удовольствие, и когда у Дашки оставались лишь фантики, у меня была целая горсть карамели. И так каждый день. В итоге недели через две у меня накапливался целый мешок, который я прятала, но она его всегда находила. Обнаружив конфеты, Дашка таскала по паре штук, думая, что я не замечаю… Она же не знала, что я, перед тем как запрятать конфеты, несколько раз их пересчитывала…

Всегда, вспоминая об этом, Каролина немного смущалась. Ей казалось, что складировать, а тем более пересчитывать конфеты глупо и стыдно. Сидя в углу перед горой карамели, она видела себя эдаким Кощеем, который «над златом чахнет». Но вместо злата у нее были конфеты, вафли и маленькие пачки с печеньем «Южная ночь». Именно поэтому в детстве она не жаловалась маме на сестру, именно поэтому, уже повзрослев и перестав заначивать сладости, она никому в свом детском «грехе» не признавалась. Никому до Андрея…

— А я сигареты прятал. Таскал у отца по одной. Потом, когда он пачку выкидывал, доставал ее из ведра, засовывал туда сигареты и продавал…