Татьяна Устинова - Колодец забытых желаний

Олег вдруг испугался так, что похолодел затылок.

Он зажмурился и влажной ледяной рукой протер стекло. Он боялся открывать глаза, ибо был почему-то уверен, что в зеркале никого нет!..

Олега Никонова, которым он был до сих пор, больше не существует!..

И в это время в дверь тихонько постучали.

— Олег, ты меня звал?

Он распахнул глаза и уставился в зеркало, и понял, что он там, внутри, и, в общем, точно такой же, как всегда, только кожа какого-то странного, то ли серого, то ли с зеленью цвета!..

Думая только о том, что сейчас было с ним, он старательно закрутил кран, дошел до двери и пинком открыл ее. Ника негромко сказала:

— О, господи, — и отвела глаза.

— Ты не знаешь, что бывает, когда вдруг начинают слышаться голоса? — быстро спросил у нее голый Олег Петрович.

— Точно не знаю, — моментально отозвалась она, как будто это было самым обычным делом — чтобы голый Олег Никонов на пороге своей ванной спрашивал у нее о «голосах», — но, кажется, это первый признак сумасшествия.

— Я сумасшедший?

— Я… не знаю. Сейчас мне кажется, что… да. Есть немного.

Он вдруг перепугался еще сильнее.

— Тебе кажется, что я сумасшедший?!

Она помолчала.

— Если бы ты, допустим, надел штаны, мне было бы как-то уютней разговаривать.

— Какие штаны?! А, черт, штаны!..

Нисколько не смущаясь, он прошагал в гардеробную, вытащил из стопки джинсы, почему-то самые нижние, отчего вся пирамида пошатнулась и беззвучно рухнула на пол. Олег Петрович досадливо через нее перешагнул и вернулся к Нике.

— Ну, — требовательно сказал он. — И что?!

— Что? — не поняла она.

— Почему я слышу голоса?

— Не знаю. — Она пожала плечами. — Может, ты шизофреник?!

— Я не шизофреник! — заорал он в отчаянии.

— Хорошо, хорошо, — быстро сказала Ника. — Хочешь, я тебе налью валерьяновых капель? У тебя есть? Или валокордину?

Олег взялся за голову.

— Только что кто-то разговаривал со мной, — сообщил он с болезненной гримасой. — Я слышал своими ушами! Но так не бывает!

— А этот кто-то сказал что-то особенное?

— Он сказал, что нельзя швырять судьбе в лицо ее подарки! Что лотереи нет и все время вытаскивать счастливый или несчастливый билет невозможно!

Ника посмотрела на него.

— Наверное, это правильно, — произнесла она осторожно. — Если бог тебе предлагает что-то, нельзя отказываться. Наверное, его это огорчает.

— Ника, — сморщившись, как от зубной боли, начал Олег, — я не мог только что в ванной разговаривать с богом.

И они посмотрели друг на друга.

— Или… мог? — жалобно спросил совершенно сбитый с толку Олег Петрович.

— Наверное, иногда он разговаривает с теми, кому хочет что-то сказать. -Она приблизилась и тихонько потрогала его лоб. — У тебя нет температуры, и шизофрении тоже нет, если ты серьезно об этом спрашиваешь! По крайней мере, если раньше ничего такого не было, вряд ли ты только что спятил.

— Лучше бы я спятил, — сам себе сказал Олег Петрович.

Они помолчали, стоя друг напротив друга.

— Может, я пойду? — И она отвела глаза. — А то потом поздно ехать, страшно.

— Да, — решительно сказал Олег. — Езжай. Сейчас я позвоню Гене, он тебя отвезет.

— Да что ты, что ты! Не надо мне никакого Гены! — И она стала отступать по залитому ярким светом холлу. Олег исподлобья смотрел на нее. — Здесь же центр, все близко, я прекрасно на метро доеду!

— Зачем же на метро? — не двигаясь с места, вяло спросил Олег Петрович. — На машине гораздо удобнее, а так ты три часа проездишь!

— Да никакие не три! — Она зацепилась за край ковра и чуть не упала. Щеки у нее пылали. — Я заодно прогуляюсь.

Он пожал плечами.

Она добралась до середины холла и стала озираться, не в силах сообразить, какая именно дверь ведет на улицу.

Вешалки, на которой внавал висели старые куртки и валялись шапки и перчатки, не было. Грязных следов на паркете не было тоже. Обуви не было!.. Как ее найти, эту дверь?..

— Олег, а где… входная дверь?

Он показал подбородком.

— А где мое пальто? И сапоги?

Он показал подбородком на соседнюю дверь.

Ника осторожно ее открыла, сам по себе волшебным образом зажегся свет, и комната выпрыгнула из темноты, завешанная верхней мужской одеждой. По размерам комната была точь-в-точь как Никина квартира. Маясь от неловкости и унижения, она нашла свое пальтецо и сапоги, с которых на безупречно чистую плитку натекла небольшая лужица, надела пальто и стала застегивать сапоги. «Молнию», как назло, заело.

Дверь открылась, и на пороге предстал Олег Петрович.

— Лучше все же на машине, — сказал он равнодушно.

— Не нужно мне машину! — Она уже злилась и точно знала, что заплачет, как только ей удастся выскочить на улицу.

Только бы побыстрее выскочить, только бы не при нем.

Он некоторое время поизучал ее манипуляции с сапогами.

— Почему все такие, как ты, носят такие сапоги? — спросил он задумчиво.

— Такие, как мы, — это какие? — спросила Ника. «Молния» наконец подалась, поехала вверх и больно прикусила кожу вместе с колготками.

Слезы, предательские, дурацкие женские слезы унижения и боли показались на глазах.

Я не заплачу, сказала она себе. Я ни за что не заплачу.

И мне наплевать на колготки!

— Такие — это какие?! — повторила она, глядя на него. В горле стоял комок, было трудно дышать. — Старые?! Страшные?! Бедные?!

Он пожал плечами.

— В сапогах теплее, чем в ботинках, — сказала Ника и всхлипнула, но удержалась. — В них можно долго ждать троллейбуса. Через сугроб лезть удобно. И можно не покупать их каждый сезон! И носить с юбкой, и с брюками тоже! Это ты хотел у меня узнать?

— Ника, — начал Олег Петрович, чувствуя себя отвратительно, — если ты решила, что я тебя выгоняю…

— Не-ет! — крикнула она. — Ничего я не решила! Я ухожу сама! Потому что мне надо домой! Немедленно надо домой! Прямо сейчас!

Она выбралась из гардеробной, печатая шаг, прошла мимо него и стала открывать все двери подряд. Она вдруг позабыла, какая входная.

Олег подошел и открыл нужную.

— Спасибо, — сказал Ника, протиснулась, изо всех сил стараясь не коснуться его, и с порога еще обернулась. — За все тебе спасибо, Олег! Если бы не ты, мы бы пропали, и Федор пропал, а он для меня главный человек на свете! Вот, хочешь, до земли поклонюсь?

И она отвесила земной поклон.

Он кивнул.

— Прощай, — сказала она. — Я просто слишком сильно увлеклась. Напридумывала. Больше не буду.

Он опять кивнул.

Говорить было нечего, и она побежала вниз по широкой мраморной лестнице, касаясь рукой в старенькой перчатке отполированных перил с чугунными завитушками.

Олег немного постоял на пороге, а потом с грохотом захлопнул дверь.

Вот так правильно, подумал он вяло. Вот так и должно быть. Эта женщина мне не подходит. С ней все будет слишком всерьез, уже слишком всерьез, а у меня… работа.