Татьяна Полякова - «Коламбия пикчерз» представляет

– Почему? – удивилась я.

– А не знаем мы ничего. Старики померли, а на нашем веку он облезлый стоял. Чего-то заболтались мы с тобой, – кивнула она товарке, и бабки разошлись по своим домам, оставив нас в недоумении.

– А паромщик-то прав, – изрекла Женька, проводив их взглядом.

– Ты опять со своими глупостями, – рассердилась я.

– Я не с глупостями. Жители здесь занятные. Я тебе больше скажу, они хранят какую-то тайну, оттого о них и слава дурная в округе. Знаешь, Анфиса, теперь я абсолютно уверена: Кошкину убили, и ее убийство связано с монастырем.

Признаться, я думала так же.

Вечер прошел спокойно. Мы чаевничали на веранде с Надей и Верой, узнали много полезного о заготовке сена, съели большую миску клубники, принесенную нам хозяйкой, а потом еще долго сидели на ступеньках гостиницы, разглядывая звездное небо. Взошла луна, освещая монастырь на горе. Работы там давно прекратились, и теперь сонную тишину нарушал только лай собак где-то возле дороги.

В половине двенадцатого мы легли спать. Я хотела открыть окно, но Женька заупрямилась и предложила включить кондиционер. Заподозрив, что она просто трусит, я попыталась растолковать ей, как это глупо – спать с кондиционером, когда такая прекрасная ночь и комаров практически нет. Женька отмалчивалась, но окно не открыла. Впоследствии выяснилось, что ничего мы от этого не выгадали.

Надо сказать, на ночь в гостинице мы остались одни, сестры жили в соседнем доме. Стеклянную дверь, что вела из холла на веранду, они заперли и опустили рольставни, так же как и на окнах в магазине. О сигнализации здесь, похоже, не слышали, а воров не боялись, потому что пробраться в гостиницу, а из нее в магазин труда бы не составило. Вера сказала, что на работу заступает в семь, раньше этого времени мы просыпаться не собирались, простились с ней и вскоре выключили свет в комнате. Я опасалась, что в темноте Женька вновь начнет фантазировать, но она вскоре уснула, а вот мне не спалось. Я ворочалась в постели, решила, что мне мешает кондиционер, выключила его, потом решила, что в комнате жарко, только хотела встать и открыть окно, как услышала тихий стук, скорее не стук даже, а будто кто-то скребся в стекло. Я лежала головой к окну, и мысль о том, что кто-то там скребется, произвела самое тягостное впечатление. «Кошка, – решила я, при этом подумав: – Хорошо, что Женька не позволила открыть окно».

– Что это? – вдруг спросила подружка, приподнимаясь на постели.

– Понятия не имею, – ответила я.

– Ты что, не слышишь? Кто-то стучит.

Женька направилась к окну. Я поднялась, демонстрируя решительность и отвагу, которой в помине не было. Подружка отдернула занавеску, а я едва не лишилась чувств. Из окна на нас смотрело чье-то лицо, белое и неживое. Казалось, у существа не было глаз, только прорези, за которыми была темнота. Это почему-то напугало нас больше всего.

– А-а! – протяжно заорала Женька, все еще держась за занавеску и медленно пятясь. Ее крик возымел самое неожиданное действие. Я ухватилась за оконную ручку с намерением распахнуть окно, зло бормоча: «Ну, погоди!» Что я имела в виду в тот момент, для меня самой осталось тайной. Я наконец-то справилась с окном; за это время лицо исчезло, я открыла створку и смогла убедиться, что на улице никого нет. Это еще больше меня разозлило. Я полезла на подоконник и в этот момент увидела темный силуэт, который мелькнул среди деревьев.

– Не уйдешь, – прошипела я, прыгая на землю.

– Анфиса, – заверещала Женька и в полуобморочном состоянии бросилась за мной. Приземлилась она крайне неудачно, толкнув меня в спину, и мы обе повалились в цветы, что росли под окном.

– Уходит, – в отчаянии заголосила я и побежала в сторону деревьев, где мгновение назад мелькнула тень. Вряд ли еще когда мне приходилось бегать с такой скоростью. Я в короткой ночной рубашке и Женька в пижаме неслись в темноте, похожие на сбесившиеся привидения. В два счета пересекли сад и уперлись в глухой забор. С той стороны кто-то тяжело дышал, как видно, забор и для преследуемого оказался серьезной преградой. – Подсади, – рявкнула я Женьке, та бестолково заметалась, ухватила меня зачем-то за талию. – Руки замком сцепи, – взревела я. Женька наконец-то помогла мне, я ухватилась за забор, перебросила одну ногу, затем другую, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте, забыв про маникюр, про то, что могу ободрать колени, и вообще про все на свете.

Я спрыгнула на землю с другой стороны. Впереди истошно залаяла собака, я побежала туда и вскоре оказалась в узком пространстве между двух заборов. Луна освещала этот своеобразный коридор, но ни белых лиц, ни черных теней здесь не наблюдалось.

Собака перестала лаять, я прислушалась. Тишина. Ни шороха, ни звука. У меня вдруг возникло чувство, что из темноты кто-то, затаясь, испуганно смотрит на меня. Сама я страха не чувствовала, лишь раздражение и досаду, что неизвестный, кто бы он ни был, смог уйти.

Я прошла вдоль забора, сначала в одну сторону – и вскоре вышла к картофельному полю, потом в другую – и оказалась на дороге. Вряд ли он, она или оно побежало сюда, фонари в деревне не горели, но на открытом месте и света луны было вполне достаточно. Я вернулась к картофельному полю. Впереди темнел лес, здесь было темно и жутковато. Я невольно поежилась и, постояв немного, решила, что время безнадежно упущено. Через поле неизвестному бежать ни к чему, скорее всего он отправился вдоль заборов, налево, направо – поди отгадай. Или просто залег в траве и ждет, когда я уберусь восвояси.

– Чтоб тебе… – в досаде пробормотала я и пошла назад.

Еще издалека я увидела Женьку, точнее, ее голову. Ухватившись за забор руками, Женька подтягивалась из последних сил, вертя головой, на бледной в свете луны физиономии полыхали огромные глазищи.

– Анфиса, – выдохнула она и рухнула на землю с той стороны забора.

Тут встал вопрос: как мне самой преодолеть эту преграду?

– Анфиса, – запричитала Женька. – Как ты?

– Нормально. Только эта сбежала.

– Ты ее видела?

– Нет.

– Тогда почему решила, что «эта»? А не этот?

– У нее вроде волосы длинные были.

– Я не заметила. Я как эту физиономию увидела… Анфиса, говори что хочешь, но живые люди так не выглядят.

И тут меня озарило.

– Черт, это же маска. Женька, ты слышишь? Это маска. У тебя самой подобная есть. Помнишь, когда мы были в Венеции, я купила золоченую с перьями, а ты пожадничала и взяла белую, нераскрашенную.

– Так она и нераскрашенная тридцать евро стоит. Я что, по-твоему, бабки рисую?

– Я сейчас не о твоей жадности, а о маске. Ты поняла?

– Ну… – Женьку я не видела, но, судя по звукам, которые доносились до меня из-за забора, она сильно гневалась. – Анфиса, беги к этим упырихам, уверена, это их штуки. Беги скорее.