Татьяна Полякова - «Коламбия пикчерз» представляет

– Женька, – нахмурилась я. – Ты помнишь, сколько было пленных немцев? Вера тогда назвала точную цифру.

Женька ошалело посмотрела на меня, потом перевела взгляд на цифры и пробормотала:

– Двадцать пять. Ни хрена себе… Анфиса, что это может значить? – беспокойно оглядываясь, спросила она. – Просто совпадение или в этом есть какой-то смысл?

– Понятия не имею, но очень хотела бы знать. На матушку надпись произвела самое отталкивающее впечатление.

– Ага, что у нее может быть общего с пленными немцами?

– Ты же слышала, любая шумиха вокруг монастыря самым печальным образом скажется на его восстановлении.

– Да, везде одно и то же, – пригорюнилась Женька. – Как ни крути, все упирается в презренный металл. Почему так?

– Философские вопросы оставим на потом, – предложила я. – Для начала я бы хотела выяснить, что это за крест такой.

Мы тщательно его осмотрели, но не обнаружили ни одной надписи, просто крест из черного гранита. Рядом с невысоким гранитным основанием никакого намека на могильный холмик, справа стена, слева обрыв, не похоже, что раньше здесь было кладбище.

– Старинный? – понаблюдав за мной, спросила Женька.

– Нет.

– Почему ты так уверена?

– Потому что вижу. Такой крест изготовят в любой мастерской, правда, стоить это будет недешево, черный гранит – удовольствие из дорогих.

– Надо ментам об этой надписи сказать. Может, матушка с ними будет откровеннее, чем с нами?

– Очень сомневаюсь, но сказать надо.

Мы вернулись в монастырь. К тому моменту тело уже увезли, несколько мужчин осматривали яму. Мы слышали, как они переговаривались:

– Здесь все затоптано, рабочие, археологи… проходной двор…

Мы дождались, когда они поднимутся наверх, и спросили:

– Это нечастный случай?

– Конечно, – без тени сомнения ответил мужчина. – Тут ноги переломать не трудно и свалиться в яму – дело двух минут.

– А что ей, по-вашему, понадобилось в этом месте ночью? – спросила Женька.

– А вам что здесь понадобилось? – резонно поинтересовался мужчина.

Женька принялась долго и нудно объяснять, кто мы, потом поведала, почему заинтересовались Натальей. Услышав об аптеке, мужчина усмехнулся и головой покачал. На лице его читалось что-то вроде «ох, уж эти святоши», но никакого намека на интерес. Женька настояла, чтобы наши показания занесли в протокол. Мы его подписали, и нам предложили под ногами не вертеться, то есть попросту указали на калитку. Женька, которая и до того момента была невысокого мнения о родной милиции, сейчас кляла их на чем свет стоит, совершенно не стесняясь в выражениях.

– Готова спорить на что угодно, они спишут ее смерть на несчастный случай, – возмущалась она. – И никто даже пальцем не пошевелит.

– Давай рассуждать здраво, – попыталась я воздействовать на нее добрым словом. – Мы не знаем, действительно ли это было убийство или все-таки несчастный случай.

– Несчастный случай, – презрительно фыркнула Женька. – Совсем как с Кошкиной.

– Хорошо, предположим, это убийство. Кто и за что ее убил?

– Откуда мне знать? Здесь сплошные тайны и ни из кого слова не вытянешь. Я уверена, Наталья была знакома с нашей Кошкиной и это она ей звонила.

– Спрашивала, не сохранились ли в семье какие-то чертежи? Зачем они Наталье? Почему Кошкина сюда приехала сразу после похорон отца? Допустим, что-то нашла в его бумагах. Но что? Что такого она могла найти, из-за чего ее убили, а вслед за ней еще и Наталью?

– Отец Кошкиной болтал по пьяному делу о каком-то кладе. Выходит, Наталья о нем знала, поэтому от нее поспешили избавиться.

– И что это за клад, скажи на милость? Если о нем кому-то было известно, то его давно бы нашли или хотя бы попытались.

– Хорошо, – вздохнула Женька. – А ты что думаешь?

– Если эта надпись что-то значит и действительно связана с лагерем военнопленных, значит, нам надо ехать в город, найти Волкова и попытаться понять, что происходило здесь в те годы. Возможно, мы найдем зацепку. И не забивай себе голову дурацкими кладами.

– Я не забиваю, – обиделась Женька и замолчала.

Мы как раз вошли в деревню. Проходя мимо дома, где жил Вальтер, мы заметили Машу, она шла от колодца с ведром воды в руках. Я шагнула ей навстречу, прикидывая, как бы начать разговор, но она сама задала вопрос:

– Увезли Наталью?

– Да.

Она кивнула, нахмурившись.

– В деревне неспокойно, – осторожно начала я. – Такое впечатление, что все чего-то боятся.

– Правильно боятся. Вы их спросите, чего они своих чад отсюда на край света отправили? Они все тут дети убийц, а грехи отцов падают на потомков, – сурово отрезала она.

– А нельзя ли о грехах поподробнее? – влезла Женька и все испортила. Мария нахмурилась еще больше и прошла мимо, не обращая на нас никакого внимания. Пока я соображала, о чем ее еще спросить, она успела подняться на крыльцо и скрылась в доме.

– Вот тебе и клад, – буркнула я. Подружка почесала нос и громко вздохнула. – Хорошо, поехали в город, надеюсь, нам сегодня повезет больше и с Волковым мы встретимся.

Тут Женька взглянула на дорогу, ведущую от монастыря, и сказала:

– Менты отчаливают. В деревню даже не заглянули.

– Наверное, торопятся на паром. И нам бы не мешало.

– До парома время еще есть. Может, попытаться поговорить с сестрами?

– Я не заметила, чтобы они были особо разговорчивы.

Сестер мы застали в гостинице. Они сидели на веранде, спиной к нам, и тихо переговаривались. Женька сделала мне знак молчать, мы замерли в нескольких метрах от них, пытаясь услышать, о чем идет речь.

– Она-то здесь при чем? – шепнула Люба.

– Как при чем? Ты что, фамилию ее матери не помнишь?

– Ох ты, господи…

– Вот именно, она Петра Плещеева дочь, Наталья, выходит, внучка, так что все… – В этот момент Надя повернулась и заметила нас. – А-а… девчонки. В монастырь бегали? Ну, что там?

– Говорят, несчастный случай.

– Ага, ага, – закивала головой Люба, приглядываясь к нам.

– Может, чаю попьете? – предложила Надя.

– Нет, спасибо, мы в город собрались.

– А то я соберу.

– Скажите, – решилась я, – а что за крест стоит возле монастыря?

– Какой крест? – нахмурилась Вера.

– Черный, из гранита. Над самым обрывом.

– А-а, да кто ж его знает, стоит и стоит.

– Давно?

– Что давно?

– Стоит, спрашиваю, давно?

– А сколько себя помню, столько и стоит.

Я была уверена, что она говорит неправду, но возражать не стала.

– Чего вам этот крест дался? – нахмурилась Люба.

– Матушка сердилась, кто-то на кресте надпись сделал.

– Что за надпись? – помедлив, спросила Вера.

– Цифра «25».

Женщины переглянулись, на их лицах появился страх, они даже не пытались скрыть его.

– Вот тебе раз, – произнесла Люба. – А мы гадаем, чего Ванька Рогожин точно с цепи сорвался.