Татьяна Полякова - «Коламбия пикчерз» представляет

И тут в деревенской тишине мы вдруг услышали волчий вой. Он шел из леса, со стороны монастыря, протяжный и жуткий, от него волосы, казалось, вставали дыбом. Женщины торопливо перекрестились.

– Началось, – прошептала Вера.

Я испуганно огляделась, одновременно пытаясь призвать себя к порядку.

– Что это было? – выдохнула Женька, когда вой стих.

– Знамо дело, волк, – ответила Надя, пожав плечами.

– Они что, вот так прямо возле деревни бродят? – разозлилась я. – Летом, в светлую пору, да еще и воют?

– Ага, ага, – кивнула Люба. – Вы ж сами слышали?

– Кому-то пришла охота дурака валять, – сквозь зубы прошипела я.

– Вы бы ехали отсель, девки, – тихо сказала Надя. – Ни к чему вам здесь… отдохнуть и в других краях можно.

– Волки, – наставительно изрекла я, – летом не подходят так близко к жилью, особенно днем. Это я знаю совершенно точно.

– Ага, – кивнула Люба. – Только это такие волки, что и в дом запросто войдут. И никто их не остановит.

В этот момент распахнулась дверь дома, что стоял напротив жилища сестер, мужчина лет сорока выскочил на крыльцо и бросился к гаражу. Вслед за ним выбежала женщина, громко крича:

– Да куда ты поедешь? Подожди…

Не обращая внимания ни на ее слова, ни на нее саму, мужчина через несколько минут выехал из гаража на стареньком «Москвиче» и на предельной скорости помчался в сторону переправы. Женщина, горестно всплеснув руками, смотрела ему вслед.

– Ну, вот и Серега Рогожин побежал, – наблюдая эту сцену, произнесла Люба.

– От судьбы не уйдешь, – вздохнула Надя, и все трое печально посмотрели на нас.

– Что у вас тут творится? – не выдержала я.

– Ничего, – пожала Вера плечами. – Живем потихоньку, а вы бы, в самом деле, ехали себе…

– Мы в город, – сурово ответила я. – К вечеру вернемся.

– Кстати, а Илья где? – спросила Женька.

– С рыбалки еще не вернулся.

– Странно, – бормотала Женька, поглядывая на его машину.

– Чего странного? – удивилась я, не понимая, что конкретно она имеет в виду.

– Машина здесь, значит, он рыбачит неподалеку. В деревне такой переполох, а ему и горя мало.

– Не все такие любопытные, как мы. Надо спешить, не то паром пропустим.

На паром мы успели. Впереди стояла милицейская машина, мужчины курили, поглядывая на воду, и тихо переговаривались. А мы предприняли еще одну попытку привлечь их внимание к странным событиям в деревне. Выслушали нас охотно, стараясь прятать ухмылки, после чего посоветовали:

– Вы бы, девчонки, всей это чепухой не увлекались. Про местных в округе много небылиц ходит. Волчий вой, говорите? Волки здесь не балуют, железка рядом, да и деревень полно. Конечно, дальше к Устинову, может, и бродят, там такая глушь, ни одной дороги. Это кто-то из местных дурака валяет. И краской крест извозили из хулиганства.

– А зачем им это, вы не подумали?

– А с безделья. Вас попугать. Дурную славу поддержать, к примеру.

Тут я кстати вспомнила о вчерашнем госте и спросила:

– А о местном колдуне по имени Слава вы знаете?

– Это который в гробу родился? Кто ж его не знает. Живет себе мужик в лесу, что такого?

– Да-а, – нараспев сказала Женька и побрела прочь. Я последовала ее примеру.

Паром подошел к берегу, народ начал рассаживаться по машинам. За рулем была подружка, а я первым делом позвонила мужу, минут пять расписывала местные красоты и выслушала речь о том, как осточертели ему учеба и одиночество. На одиночество он особо напирал и тут же поинтересовался, когда я вернусь. Я ответила весьма туманно, что Ромке не понравилось, однако он нашел в себе силы не скандалить по обыкновению, и мы простились вполне мирно.

– Звони Волкову, – сказала Женька, которая уже давно нетерпеливо поглядывала на меня. Я набрала номер телефона и с облегчением услышала голос:

– Да.

Узнав, кто ему звонит, Волков обрадовался. Мы сообщили, что находимся в городе и хотели бы встретиться. Тут он немного приуныл и сказал, что освободится только через два часа. Мы в свою очередь заверили, что нас это вполне устроит.

– Советую посетить наш музей, – сказал он на прощание.

– Непременно.

– Куда? – спросила Женька, останавливаясь на перекрестке.

– В музей.

Музей находился недалеко от центральной площади. Это было солидное двухэтажное здание девятнадцатого века из красного кирпича. Мы оставили машину на площади и вошли внутрь. Минут двадцать бродили по залам. Исторические реликвии никакого отклика в наших душах не нашли, наверное, потому, что мысли были заняты совсем другим. Увидев женщину с табличкой на груди, я подошла к ней и спросила:

– Простите, нас интересует Рождественский монастырь, что в тридцати километрах отсюда. Нет ли в вашей экспозиции… – Я не успела договорить, а она уже качала головой:

– У нас вы ничего не найдете. В городе есть музей русского православия, вот там имеется несколько экспонатов… а, собственно, что вас конкретно интересует?

– После войны там был лагерь военнопленных. Мы журналисты, хотели бы написать об этом.

– В соседнем здании есть небольшая экспозиция, все, что касается того времени. Я вас провожу.

Пока мы переходили в соседнее здание, женщина, звали ее Ирина, рассказала нам, как создавали экспозицию. Мы это уже слышали. Некоторое время назад в Рождествене собрались поставить памятник погибшим военнопленным. Но местные жители этому воспротивились.

– В результате памятник поставили на городском кладбище, а в музее открыли экспозицию, в этом нам очень помогли немецкие коллеги. Вот здесь, пожалуйста.

Мы вошли в небольшой зал, где на стенах висели фотографии: пожелтевшие довоенные снимки. В витринах были выставлены самодельные кружки, сохранившиеся письма, шинель.

– Лагерь просуществовал до сорок девятого года? – спросила я.

– Да.

– Куда потом отправили заключенных?

Женщина посмотрела на меня с непониманием:

– Вы, должно быть, не знаете. В сорок девятом году произошла трагедия, в результате которой военнопленные погибли. – Мы с Женькой переглянулись, а Ирина принялась объяснять: – В то время началась разборка Рождественского храма, который построили в середине девятнадцатого века, считалось, что никакой ценности он не представляет. Монастырь после революции был закрыт, успел основательно обветшать, вот и решили строительный материал пустить на хозяйственные нужды. Разборкой храма военнопленные и были заняты. В северном притворе хранилась взрывчатка, в результате неосторожного обращения с ней двадцать пятого апреля произошел взрыв, все военнопленные погибли.

– Двадцать пять человек? – спросила я.

– Да. На тот момент там находилось двадцать пять военнопленных. Вон их фамилии, – указала она на одну из витрин.