Галина Романова - Черная корона

— Вы-ы?! — Она суеверно попятилась, но вовремя сдержалась, чтобы не отмахнуться от него, как от нечистого. — Вы же только меня выпустили, и что, опять?

— Да ничего не опять, поговорить просто надо. Не против? Только я не один!

У нее с языка просто рвалось, что им не привыкать топтаться по ее дому полчищами, но сдержалась. И протест свой против его присутствия ей никто бы не позволил озвучить. Может, и позволительно с точки зрения самолюбия, но чего бы ей это стоило?!

Снова глазеть на крошечное зарешеченное окно под самым потолком и слушать воспоминания бывалых теток, что лежали на соседних койках в тюремном лазарете, ей не очень-то хотелось. Посему решила власти не дерзить.

— Проходите, Дмитрий Иванович, и вы, Александра Степановна, тоже… Лучше на кухню, там везде жуткий беспорядок. — Помимо воли, последние слова прозвучали с явной обидой в их адрес.

Непрошеные гости переглянулись. Калинкин что-то быстро сказал своей напарнице, что — разобрать было сложно. Пропустил их впереди себя в кухню, а сам помчался вверх по лестнице. Вернулся он достаточно быстро. Вошел в столовую. Уставился вытаращенными глазами на Владу и спросил с непонятным вызовом:

— А что это вы тут у себя за погром устроили, гражданка Черешнева? Искали чего?

— Я?!! — Она даже поперхнулась от такой наглости. — Я устроила?! Так это все после вас и осталось!

— После нас?! — воскликнули они в один голос и переглянулись тут же между собой.

— Как после нас? Чего вы несете? — это уже один Калинкин распинался. — С какой стати нам было копаться в ваших трусах и уж тем более скидывать их с полок на пол?!

— Вот и мне хотелось бы узнать. — Влада, ничего не понимая, пожала плечами. — Меня увезли, когда ваши сотрудники были еще в доме. Приехала я сюда всего лишь пару часов назад, а тут такое… Нетронутым остался лишь холодильник. Кстати, не хотите перекусить?

Александра тут же вскинула взгляд, брезгливо поморщившись. Есть в доме, где еще не была смыта со стен кровь покойников, она не стала бы и под дулом пистолета. Пусть уж ест тот, у кого нервы покрепче.

Калинкина вовсе не смущали привидения, и он с благодарностью принял из рук хозяйки громадный многослойный бутерброд.

— Пообедать не пришлось, — пояснил он им с набитым ртом, прожевал и тут же поспешил объясниться: — Уверяю вас, гражданка Черешнева, что подобного беспредела наши сотрудники не допускали. Вот Сашка, то есть Александра Степановна, уезжала одной из последних, она может подтвердить.

— Да, — охотно та кивнула. — Обыск был произведен на предмет обнаружения орудия преступления, но никто вещей из шкафов не выбрасывал. И уж тем более по ним не ходил.

— Тогда кто это мог сделать?!

И она тут же привычно вогнала голову в плечи, боясь оглянуться. Будто призрак Игоря Андреевича все еще стоял сзади с занесенной для удара рукой.

— Кто угодно, — беспечно отозвался Калинкин. — И знаете, это даже хорошо, что так все случилось. Я вызываю сейчас криминалистов. Пусть пороются, авось что-нибудь да найдут, если вы говорите, что белье затоптано.

— Ой, делайте что хотите, — обреченно махнула она рукой.

Криминалисты прибыли минут через сорок. Долго возились с замком. Потом шустрили с кисточками по перилам, выключателям и дверным ручкам. Копались в ее вещах и внимательно осматривали все ящики комодов, которые кто-то не удосужился задвинуть обратно.

Часа через полтора один из них — самый старший и до такой степени худой, что через него, казалось, светился дверной проем, — вошел в столовую и подтвердил, что да — были посторонние уже после визита милиции. Причем были всего лишь ночь или день назад. Скорее ночь, поскольку днем мало кто рискнул сюда бы пробраться. После убийства дом Черешневых стал пользоваться повышенным вниманием соседей. И мышь, казалось бы, не проскользнула. А вот гости тем не менее побывали.

— Что позволило вам сделать такой вывод? — вскинулся Калинкин.

— Следы. Тот, кто наследил в момент задержания вот этой вот гражданки, — ткнул пальцем эксперт-криминалист в сторону Влады, притихшей на стуле возле окна, — имел на подошвах песок вперемешку с дорожной пылью. А тот, кто следил в доме минувшим днем или ночью, притащил в дом конкретный суглинок. Некоторые частицы даже еще подсохнуть как следует не успели. Ты доволен, Дмитрий?

— Еще бы! Будто по заказу кто подошвы выгваздал. Хотя у злоумышленников наверняка не было причин опасаться и осторожничать. Думали, что раз хозяйка под арестом, значит, сюда милиция больше не сунется, да… Теперь бы еще узнать, где этот самый суглинок в заасфальтированном по самые окна городе имеется, и вопросов бы не было!

— Узнаешь, коли захочешь, — хмыкнул эксперт и кивком головы указал на Александру. — При таких-то помощниках…

Дверь камеры, за которой томился Удальцов, не открывалась уже который день. Так ему, во всяком случае, казалось. Лязгало крохотное оконце в двери, совались охраной алюминиевые плошки с так называемой едой, к которой он почти не прикасался, а сама дверь прочно и будто бы навсегда приросла к притолоке.

— Послушайте! — не выдержал он как-то во время раздачи ужина. — Не могу же я здесь гнить вечно! Почему меня не вызывают на допрос хотя бы?! И адвокат! Я требую встречи с адвокатом!!!

Ему в руки упала миска со слипшимися макаронами, облитыми соусом непонятного цвета и вязкости и такой крохотной котлеткой, что она скорее напоминала пуговицу, и еще кружка с жидким чаем. Оконце вновь захлопнулось, и Удальцов снова остался один.

Швырнув тарелку с ужином и кружку на нары, он заметался по камере.

Почему его посадили в одиночку? Почему он тут один? Никто не идет к нему, ни о чем не спрашивает. И передачки! Здесь же положены передачки, черт побери! Почему у него их нет?! Сало там какое-то, печенье, чай, кажется. Что еще передают в подобных случаях? Сигареты, во! Еще обязательно передают сигареты.

Он тут же сник и захныкал. Кто принесет?! Кто?! Он же один совершенно. Родители умерли. Элла погибла. Леночку он бросил. Секретарша наверняка и сама в недоумении: куда он пропал? А Влада…

Та женщина, ради и по вине которой он теперь страдал, сама находится под следствием.

Интересно, какие показания она дает, раз его до сих пор тут держат? Что она говорит о его участии? Клевещет на него, оправдывает или вовсе молчит, не упоминая его имени?

Интересно было бы знать, очень интересно. И поговорить еще очень хотелось хоть с кем-нибудь, пускай даже это был бы опущенный бомж из обезьянника. А то засадили в одиночку, черт бы их всех побрал!

Поначалу он этому даже радовался, помня по романам, фильмам и рассказам знакомых чудовищные истории о расправах над новичками. А потом затосковал. Уж лучше бы ему морду здесь набили и заставили спать сидя, чем это изнурительное, изматывающее нервы одиночество. О нем будто бы забыли напрочь.