Галина Романова - Рыцарь чужой мечты

– Ну… Я не знаю, насколько он здоров, это со слов Светланы Моховой он был здоровым, а сердце, может, и болело. Такое пережить, шутка ли!

– Ладно, разберемся, – сдался Гришин, приобщая копию завещания к делу. – А вам скажу, Ирина. Завещание составляют ведь не только потому, что пребывают в преклонном возрасте. А по разным всяким причинам. Подстраховаться, к примеру, хотят или еще чего. Гена ваш мог чувствовать скорый конец, а мог просто так, из вредности оставить все своей любовнице. Чтобы жена побесилась. Она могла узнать об этом и… Хотя нет, не выходит. Зачем ей его убивать, зная о завещании? Тем более о таком завещании! Знать о нем она, понятное дело, не могла, иначе не стала бы его травить.

– Да не травила она его! Что вы несете?! – закричала Ирина, не выдержав. – Как вы можете такое говорить о Наташе?!

– Это не я о ней, Ирина, а она сама так о себе заявляет. А вы не нервничайте, не нервничайте. Сходите на кухню, попейте еще водички. Нам еще есть о чем поговорить с вами.

Можно было бы и отпустить ее уже. Пускай бы ехала домой и там с головой погружалась в свое горе. А не отпускал! Из противного упрямства своего и вредности природной.

С чего это он должен здесь париться в квартире ее подруги в окружении серых лиц своих коллег, а она вдруг домой поедет? Еще чего! Пусть тут пока побудет, поговорит с ним. Дамочка молодая еще, очень хорошенькая. Наспех собиралась, наверное, напялила на себя не поймешь что.

Короткие шорты из льна и блузку вечернюю шелковую. Совершенно вещи несовместимые, на его взгляд. Но он не в претензиях, что она в шортах-то. И никто из ребят не ропщет и глаз с ее коленок и голых плеч не спускает. Пускай еще тут побудет – и ребятам в радость, и ему в утешение. Он бы ведь, если бы не этот срочный вызов, сейчас к Ляльке на съемную квартиру подался. Она тоже из таких же вот длинноногих и молодых – его новая симпатия. И провел бы он с ней пару жарких упоительных часов, вместо того чтобы рыскать по чужим шкафам и таращиться на сломанные позвонки самоубийцы…

– Как вы считаете, могла быть причастна к гибели супруга вашей подруги его любовница? – завел свою волынку Гришин, усадив Ирину в осиротевшей спальне ее друзей прямо на кровать.

– Мохова? – Ирина чуть пододвинулась, Гришин сел очень близко, его голый локоток то и дело касался ее руки, ей было неприятно. – Вряд ли.

– Почему вы так думаете? Он оставляет ей в наследство полквартиры, разве это не мотив? – Гришин впился взглядом в ее рот.

Хороший был ротик. Свеженький, сочный. У Ляльки был такой же. Он бы сейчас…

А вместо этого вынужден наблюдать за тем, как эта недотрога от него отодвигается, стараясь сделать это как можно незаметнее.

– Я ничего не могу знать о ее мотивах, Михаил Семенович, но Мохова первой заговорила о том, что Гена умер не своей смертью, – решила до конца быть честной Ирина, отодвигая предвзятость в дальний угол.

– Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее, – заинтересовался Гришин.

Ирина пересказала ему свою с Моховой встречу. Как ходила к ней домой, как расстались они не совсем дружески. И с тяжелым вздохом рассказала о последнем дне жизни своего друга Генки.

– Стало быть, вы все трое нанесли ему поочередно свои визиты? Занятно… И если брать за правду тот факт, что Геннадий был отравлен, то на роль подозреваемых смело можете претендовать вы трое.

– Я здесь ни при чем, – тут же отвергла Ирина. – Посудите сами. Чтобы его отравить, нужно было яд этот ему куда-нибудь всыпать. Ну в стакан там или в еду. А мы с Генкой ничего в тот день не пили и не ели. Он предлагал мне кофе. Я отказалась.

– Кто это может подтвердить?

Гришин хитро сощурился, тут же делая неутешительный для себя вывод, что грудь-то у его собеседницы много лучше, чем у Ляльки. И в низком вырезе блузки так призывно колышется.

Ах, если бы сейчас не это отвратительное самоубийство, он бы уже…

– Ну кто-кто! Секретарша, конечно же. Она как никто знает, кому и что она подавала. У нее и спросите.

– Спросим, спросим, а вас я попрошу, Ирочка, до выяснения обстоятельств никуда из города не отлучаться. Ни о какой подписке о невыезде я речь не веду, это просто моя отеческая просьба к вам такая. Хорошо?

– Я и не собиралась, – кивнула Ирина.

Хотела было добавить, что уже побывала в отъезде, больше не хочется. Но потом передумала и промолчала. Очень уж прилипчивым оказался Гришин Михаил Семенович, слово за слово выудит из нее все без остатка. Она и про свое неурочное возвращение расскажет, и про кобелиную выходку Стаса. Нет, не нужно подобных откровений.

Снабдив его номерами всех своих телефонов, Ирина выбралась наконец на улицу. Поймала на стоянке такси, доехала до своего дома, ввалилась в квартиру и, не разуваясь, рухнула в гостиной на диван.

Кажется… Кажется, это уже становится привычкой. Вползать в свой дом измотанной очередным горем и, не снимая обуви, заваливаться на кровать. С ее-то аккуратностью и любовью к порядку подобное было недопустимо. Другое дело – Наташка. Та всегда бросалась из крайности в крайность. Либо дома у нее стерильная чистота, либо все вверх дном.

Как же она могла так поступить с собой, со всеми ними, с Генкой, если все то, о чем она написала в предсмертной записке, правда?! Как же так можно? Прийти к нему на работу, хладнокровно всыпать яд в чашку с чаем там или с кофе и сидеть потом, наблюдать, как муж умирает. Да при чем тут муж! Речь прежде всего идет о человеке!

А она взяла и убила этого человека, а потом убила себя, посмертно признавшись. А не признайся она, никто бы и в жизни не догадался, что Генка умер не своей смертью. Сердечный приступ и приступ, такое часто…

Господи! Да, да! Сашин отец ведь тоже никогда не жаловался на сердце, а заключение экспертов то же самое! Наташка, конечно же, к смерти этого старика никакого отношения иметь не может, а вот к зелью смертоносному очень даже запросто. Кто знает, где она его приобретала, у какого продавца?

Надо срочно звонить Саше. Позвонить и рассказать ему обо всем.

– Светлана Ивановна, расскажите мне все по порядку, что с вами случилось тем днем.

Привычная суровость Виктора Ивановича была разбавлена теперь изрядной долей обязательной благодарности. И поделать с этим он ничего не мог, и оставаться беспристрастным тоже.

Он обещал ей помочь? Обещал! Она спасла его ребенка от смерти? Спасла! Вот и требуется теперь выполнить свое обещание в знак безграничной благодарности.

А как выполнишь, если после встречи с ней произошло много чего. Обещала ведь никуда не высовываться, так нет же, натворила дел, а теперь что?

– Я уже все рассказала вам. Я пошла к ней днем с намерением потребовать объяснений. Взяла с собой копию завещания. Просто так взяла, без злого умысла. – Светлана Мохова громко всхлипнула, поняв, что Виктор Иванович не верит почти ничему, что она говорит. – Она открыла. Была слегка пьяна. Я попросилась войти. Она не пустила, у нее там был мужчина.