Галина Романова - Обмани меня красиво

— Вот ты его и не упускай. — Ирина повернула голову в его сторону и хмуро смерила его взглядом с головы до ног. — И узнай, черт побери, кому он сумел наступить на хвост! И тут, Дима, еще вот что… Надо же, только что вспомнилось… Он еще сказал перед уходом странную фразу: «Кто старое помянет — тому глаз вон, а кто забудет — тому оба». Точно! Так прямо и сказал! Почему, как ты думаешь?

— Никак я пока не думаю, Ир. Ты это, не требуй от меня слишком многого, хотя бы пока. — Давыдов встал, сразу нависнув над Ириной огромной глыбой, и с вполне ощутимой угрозой в голосе потребовал: — И еще: никаких собственных расследований, поняла? Никаких! Если все обстоит так, как тебе кажется, то это может быть очень опасным для тебя.

Он замолчал. Глядел на нее с высоты своего роста и с диким усердием боролся с желанием схватить ее за плечи и прижать к себе. Потом обвел глазами кухню и тут же передумал это делать. Вот как только увидел кружку Великолепного с огромной золотистой надписью на боку «Любимому Антохе», так сразу и передумал. Нет, не сейчас. Ирка все еще принадлежит мужу. Что бы она ни говорила, что бы ни делала, о чем бы ни просила — она все еще со своим любимым Антохой. Ее даже сейчас здесь нет. Она где-то далеко, где-то в своих сокровенных мыслях, понять которые не суждено было Давыдову тогда — несколько лет назад. Потом-то он понял, что свалял дурака, но было уже поздно. Но сейчас он так не сделает: он поумнел. Страдания закалили его до такой степени, что предел его терпению и определить страшно. Она может ругать его, оскорблять, заставлять его делать все, что угодно, — он не отвернется и не уйдет, как несколько лет назад. Теперь-то он знает, как страшно жить без нее. Как заходится сердце в звенящей тоске, когда можешь видеть ее издалека и не смеешь подойти. Нет, такого больше не будет! Он сделает так, как она хочет, и пройдет шаг за шагом весь путь, пройденный ее Антоном перед смертью.

Все… Конец…

Конец щенячьему восторгу, конец сопливым иллюзиям. Все смыто, снесено, растоптано и искорежено. Какие еще существуют слова-синонимы, способные выразить ее теперешнее состояние?

Лиза теребила звенья металлической цепочки на джинсах и хмуро оглядывала длинный коридор. Светло-желтого цвета краска на стенах. Щербатый пол с задравшимся во многих местах линолеумом, замызганные плинтуса. Скамейки вдоль стен, жесткие такие, без спинок. Сразу своим спартанским убожеством намекающие на то, что здесь тебе не что-нибудь, не санаторий с мягкими креслами и удобными шезлонгами, а Управление внутренних дел. Уже само название таит в себе понятие строгости и обязательности. Какие могут быть удобства в таком месте? Да никаких! В самом счастливом случае все, чем тебя порадуют здесь, так это отсутствием наручников на твоих запястьях. А во всем же остальном — жди чего угодно.

Управление внутренних дел… Лиза поразилась столь точному названию этого заведения. Именно внутренних! А каких же еще! Здесь же почище, чем на операционном столе, только много хуже. Там хотя бы в тебе копаются под наркозом. Здесь же выворачивают всю тебя наизнанку, пристально глядя при этом в глаза, а то еще чего похуже — ехидно и недоверчиво ухмыляясь или хмыкая. И попробуй оговориться, заюлить или отвести глаза. Что тут начинается! Инквизиция отдыхает…

Дверь, обитая стародавним дерматином, бесшумно отворилась, и оттуда не вышла даже, а просочилась Лариска Сальникова. Она подошла к скамейке, на которой сидела Лиза, почему-то на цыпочках, что выглядело очень нелепо, учитывая ее высоченные каблуки, села на самый краешек скамейки и выдохнула громким шепотом:

— Ну, блин, дела-ааа…

— Что там? — Лиза обеспокоенно заерзала. — Сегодня-то кого обвиняют?

— Уже даже и понять не могу! — Лариска оглянулась на дверь, из которой только что вышла. — Как пропел когда-то Макаревич: «Вот — новый поворот…» То на Сашку перли, да?

— Ну! — Лиза тоже невольно оглянулась.

— А теперь начали упорно гнуть на несчастный случай! — Лариска вдруг со злобой, исказившей ее красивое лицо, выругалась. — А какой, к хренам, несчастный случай, если я его нашла и он мне…

Тут она внезапно запнулась и замолчала надолго, пристально разглядывая свои голые коленки. Надо же, на улице дождь льет второй день, прохладно, а она в короткой юбке, в босоножках на высоком каблуке и даже без колготок. Не иначе решила следователя охмурять. Дура! Как есть дура! Видал он ее прелести в гробу! Безучастный такой с виду, хитрый, хмурый. Сидит себе и без конца карандаши точит обломком ветхого лезвия «Нева». Такому до ее коленок дела нет. Ему бы побыстрее дело спихнуть да на диван завалиться перед телевизором.

— Он мне успел прошептать, Лизка! — Лариска вдруг повернула к ней разнесчастное лицо и с заметной слезой в голосе пробормотала: — Он шепнул мне, что его толкнули. Понимаешь?!

Еще бы ей было не понять! Лиза еще задолго до этого происшествия ощущала приближение несчастья, только вот не знала: что, как и с кем произойдет.

— Рассказала? — спросила Лиза и, заметив недоумение Лариски, уточнила, кивнув на дверь: — Там рассказала?

— Дура я, что ли? Надо оно мне?! Так затаскали! Виктор с Мишей за голову хватаются. У них знаешь, какие могут быть неприятности? — зашипела Сальникова ей на ухо.

— А-ааа, поняла. — Лиза криво ухмыльнулась, поражаясь широте Ларискиной натуры. — Вот ты кого отмазываешь!

— Да иди ты, Лизка, знаешь куда! — Сальникова обиженно отвернулась и молчала какое-то время, потом передумала дуться и пододвинулась поближе. — Мне плевать на всех, если честно. Но парней жалко.

— Каких? — на всякий случай решила уточнить Лиза.

— Да всех! И тренерский состав! И этого мецената… Знаешь, у него какое лицо было, когда мы с ним позавчера в этом коридоре столкнулись? Ужас просто!

— Какое? — Лиза тоже ЕГО видела, но ничего ужасного в ЕГО лице не рассмотрела. Холод и отстраненность — да, это присутствовало. А вот чтобы что-то другое — этого не было. Она-то уж получше в этом разбиралась, нежели Сальникова.

— Жалкое! Он остановил меня и говорил долго. Все сокрушался, что так все вышло. Между прочим, оставил мне визитку со всеми своими контактными телефонами. — Сальникова, стерва, по всему было видно, наслаждалась ситуацией, она просто таяла от удовольствия, терзая и без того израненную душу Лизы. — Кстати, он сказал, что спал не очень крепко и что-то такое заметил, будто Сергей спустя минут пять после драки с Новиковым пошел к роднику, а больше он уже ничего не слышал. Ну, в смысле возвращения его. Так что, скорее всего, сам он и того…

— Что — того?! — Ох как Лизе хотелось вцепиться сейчас в Ларискину шевелюру и трепать без остановки, заставить ее взять все до слова обратно и не открывать больше рта никогда. — Что — того? Сам себя он с обрыва сбросил?