Галина Романова - Крестный папа

Парень пристально смотрел на нее из глубокого проема двери соседней квартиры и свистящим шепотом отдавал приказания:

— Открывай дверь… Только тихо… И не дергайся…

При других обстоятельствах Лариса послала бы его куда подальше, сопроводив свое послание каким-нибудь презрительным всплеском вроде: «Да пошел ты!..» или «Щщас, ага!». Однако сейчас обстоятельства сложились явно не в ее пользу.

Он стоял, как-то странно опершись о дверь Ольги Ивановны, находящейся на гастролях где-то в Испании, будто был уверен в том, что дверь за ним не откроется и оттуда не выскочит с истошным визгом хозяйка квартиры. Но, может быть, у него просто не было времени об этом подумать? Или ума не хватило?.. Он привалился спиной к двери известной пианистки, и, нацелив на Ларису пистолет, не переставал приказывать:

— Открывай дверь немедленно, сука! Или я сейчас башку тебе размозжу!..

— Какая разница — сейчас или потом, — все же разлепила она губы и, бросив пакеты с продуктами на пол, принялась дрожащими пальцами нашаривать замочную скважину.

С освещением на их лестничной клетке было просто беда. Нет-нет, у Ларисы был вполне фешенебельный район. Дом из новых архитектурных серий. Да и люди в нем практически все приличные. Но застекленные оконные проемы на лестничных клетках стали в последнее время настоящей проблемой. Кому-то, Ларисе до боли в животе хотелось узнать — кому, ужасно не нравились, и этот «некто» разбивал их с потрясающим постоянством раз в неделю, все больше по понедельникам. Начальница местной жилищной конторы всякий раз багровела лицом, неистово трясла кудряшками и, призывая на голову злоумышленника всевозможные кары, приказывала заменить разбитые стекла целыми. Но на прошлой неделе она неожиданно заболела и легла в больницу. Ее заместитель, флегматичный парень лет двадцати восьми, на все жалобы жильцов вяло пожимал плечами и в конце концов приказал забить окна фанерой.

— Так будет надежнее и… теплее, — ухмыльнулся он, увидев вытянувшиеся лица жильцов.

— Но ведь темно будет, — попытался возразить кто-то.

Сей возмущенный глас не был услышан предприимчивым работником коммунальной службы города, и окно заколотили. И вот уже семь дней Лариса пробиралась белым днем почти в полной темноте, потихоньку сквернословя в адрес этого инициативного заместителя, издавшего к тому же распоряжение о включении света в подъездах лишь в темное время суток…

Ключ дважды повернулся в замке, дверь плавно распахнулась, и, подхватив с пола брошенные ею пакеты, Лариса переступила порог своего жилища.

— Входи, коли настаивал, — буркнула она, не оборачиваясь.

По мягкому щелчку за спиной поняла, что он вошел следом за ней и тихонько запер дверь. Скажите пожалуйста, какая осмотрительность! Не хлопнул, толкнув ее ногой, как это обычно проделывала сама Лариса, а осторожненько так прикрыл и почти беззвучно повернул замочное колесико.

Боится! Точно боится! Скрывается от кого-нибудь! Наверняка от милиции. От кого же еще можно скрываться с такой «пушкой»? Хоть и темно было на лестничной клетке, но у страха, как известно, глаза велики и всевидящи, что и помогло ей рассмотреть и пистолет, и глушитель. Это вам не ракетница и не стартовая безделушка, это было профессиональное орудие убийства, не производящее оглушительного грохота и не привлекающее к себе внимания. Вот только что ему понадобилось от нее? Неужели на чердаке не мог скрыться? Там только что черти не живут — такой кавардак устроили жильцы, не желавшие расставаться со старыми вещами и мебелью. Спрятался бы в старом комоде той же Ольги Ивановны и отсиделся бы до ночи. Комод знатный. Большой и скрипучий. Помнится, поднять его на последний — девятый — этаж с их третьего стоило ей не одной сотни долларов. Что же до начальницы ЖЭКа, то она была одарена дополнительно за то, что с пониманием отнеслась к ностальгическим всплескам пианистки, захламляющей общественные места барахлом…

— Чего замерла? — прохрипел ей в спину парень и слегка подтолкнул к двери кухни. — Иди вперед…

Вот сволочь, а!!! Ее, в ее же собственной квартире, в ее же собственную спину да дулом тыкать!!! Взять бы что-нибудь потяжелее да шандарахнуть ему по башке, чтобы вел себя прилично!

— И не думай так много, — уловил он ее гневные флюиды. — Пусть лошадь думает, у нее голова большая…

— Слушай, ты!! — не выдержала она и, развернувшись к нему, обрушила-таки на него гневную тираду: — Какого черта?! Напросился в гости, так веди себя хотя бы прилично! Мало того, что ты напугал меня до полусмерти, явившись словно черт из табакерки! Мало того, что своим дурацким пистолетом размахиваешь! Так ты еще!..

Она запнулась на мгновение, переводя дыхание.

— Так что я еще? — криво усмехнулся он бескровными губами.

— Так ты еще… не представился, черт бы тебя побрал!!! — заорала она, окончательно потеряв самообладание.

Среагировал парень моментально. Вскинув руку, он уперся дулом ей в щеку и, хмыкнув чему-то своему, потаенному, проговорил:

— Игорь… Меня зовут Игорь. Официально Игорь Ильдарович. А если еще раз попытаешься крикнуть или просто повысить голос на меня…

— То ты вышибешь мне мозги, так, что ли? — перебила она его, крепко зажмурив глаза. — Узнаю глас Востока. Ладно, молчу. Только прекрати все время тыкать в меня этой «пушкой»! Мне страшно!

— Мне тоже…

Сказано это было тихо, голосом, совершенно лишенным эмоций, но, даже не видя его лица, Лариса сразу ему поверила. Она буквально пару минут назад думала о том же, и тут, как бы в подтверждение, это его заявление.

— Кого боишься? Милиции? — сглупила она, подталкиваемая любопытством. — Так они тебя все равно найдут.

— Это почему же? Сдашь меня ментам? Ты глазки-то открой, — попросил он впервые с момента своего присутствия. — И посмотри на меня. Сдать меня, что ли, собралась? Так это глупо…

— Это почему? — вторично допустила она просчет.

— Ничего не выйдет. Из квартиры я тебя не выпущу. А это… — Он указал на телефонный аппарат на стене. — А это сейчас выйдет из строя.

С этими словами он сдернул аппарат со стены и, не обращая внимания на ее сдавленный вскрик, со всей силы припечатал его об пол. «Панасоник» разлетелся на мелкие части, превратившись из изящной вещицы в маленькую кучку бесполезной пластмассы.

— Двести долларов, — прошептала она, глядя остановившимися глазами на разбитый аппарат.

— Что? — не сразу понял он.

— Двести долларов! — чуть повысила она голос и посмотрела на Игоря. — Я заплатила за него двести долларов! Тебе это о чем-нибудь говорит?

Он отрицательно мотнул головой, все с той же кривоватой ухмылкой продолжая наблюдать за ней.