Наталья Солнцева - Зеленый омут

Баба Надя всхлипывала, но глаза ее были сухи.

– Монументальная женщина! – подумал Сиур. – Героиня! Скорбящая властительница! Такие, наверное, только в глубинке и остались. Остальные измельчали, – не тот размах!

Баба Надя злилась не зря. Все последние дни она задавала себе один и тот же вопрос. За что же наказание такое? Не за грехи ли матери она платится? Но Аленушка-то при чем, дитя чистое, невинное?.. Лида вон, как каменная, раз поплакала, и больше ни слезинки не прольет! И вообще – как подменили девку! Глаза неизвестно от какого счастья сияют – прячь не прячь, все одно не утаишь. Чему только радуется? Не горюет Лида по сестре, не убивается. И заговорить с ней страшно отчего-то. Хочет баба Надя спросить о чем, а язык словно окаменел! И мурашки по телу бегут. Видно, сказывается в Лидке чужая кровь. Не родная она нам. Один Иван к ней липнет, больше родной дочери лелеет. Да еще Илья после смерти жены ума вовсе лишился, одну Лидку к себе зовет, да все глядит на нее. Все глаза проглядел! Царицей называет! Ну это ж надо, а?

Баба Надя думала обо всем этом дни и ночи, – лежа на перинах, за стряпней, за стиркой, уборкой, рукоделием, иными делами. Ничто другое в голову не шло. Тут еще Иван принялся болтать всякое! Стыд и позор! Хоть из дому не выпускай дурака! Вот и гостю голову морочит.

– Вы не беспокойтесь, – мягко сказал Сиур, беря бабу Надю под руку и доверительно глядя ей в глаза. – Я все понимаю. Пусть Иван говорит. Мне вовсе не в тягость! Мы тут еще немного поболтаем, и вернемся в дом. Чайку попьем с пирогами.

Упоминание об ужине сделало свое дело. Баба Надя потопталась минуту на крыльце и отправилась на кухню. Никто не сможет как следует накрыть стол к ужину, кроме хозяйки. И правда, заболталась она тут с мужиками! Пусть постоят, покурят…поговорят, в конце концов. Что тут особенного? Чего это она так разнервничалась? Едва про ужин не забыла!

– Тут летом художник городской приезжал, Артур. Он меня слушал, а потом картины всякие рисовал. Аленку, дочку мою, изобразил. Она долго отнекивалась, а потом все же согласилась. И хорошо. Теперь вот нет ее, а картина жить будет, людей радовать!

– Красивые у вас дочери, дядя Иван! – Городской гость нарочно назвал так бабкиного сына, чтобы подчеркнуть свое уважение к нему. Упоминание о Корнилине заставило Сиура напрячься, но сразу вдаваться в расспросы не стоило. Иван мог насторожиться, замкнуться в себе. Кто его знает? Лучше подступиться к интересующей теме как бы между прочим, невзначай. Чтобы он сам все выложил, по собственной инициативе. Так будет надежнее.

– Знамо дело, красивые! Еще бы! Ведьмины правнучки, и чтобы красоты не получили? Такого, мил человек, не бывает! Художник тот как увидел их, аж весь затрясся. Не успокоюсь, говорит, пока не уговорю их…это, как его…

– Позировать? – подсказал Сиур.

– Ну да! Позировать! Слово какое мудреное…не выговоришь. – Иван улыбнулся чему-то своему, глубоко запрятанному. – Лидку Артур так просить и не решился. Неприступная русалка! Так он ее называл. Все думали, что Аленка красивее. Только я всегда говорил, что она Лидушке и в подметки не годится. Настоящую-то красоту сразу и не разглядишь. Для этого особый глаз требуется, особая душа.

– Художники, они этот глаз имеют, – согласился Сиур.

– А как же, имеют, конечно! Артур тоже считал, что Лида красоты необыкновенной, – «таинственно мерцающей», как звезда в тумане. Так он говорил. И еще он говорил, что такую красоту на картине передать невозможно, – она только в сердце и памяти навеки отпечатывается! Огненной печатью! И что потом уж нечего любить: все будешь сравнивать, и все будет тебе не то…

– Верно говоришь, дядя Иван, – по-свойски ответил Сиур. Он вдруг почувствовал волну тепла и признательности к этому странному человеку, свое глубинное, истинное родство с ним и с его восприятием мира.

Иван попросил еще одну «папироску», закурил. Они естественно перешли на «ты», как близкие и родные люди.

– Хороший человек художник! – вздохнул Иван. – Жаль, что больше не приезжает. Он мне акваланг привезти обещался. Забыл, видать…

– Акваланг? – удивился Сиур. – Зачем тебе?

– Так клад мы искать собирались! Я ведь об чем толкую? Озеро у нас тут есть лесное. Вода в нем черная, как деготь, но прозрачная, как слеза. Вот скажи мне, бывает такое?

Сиур пожал плечами.

– Бывает! Если не веришь, пойдем, покажу! И в одном месте того озера – омут бездонный. Вода там зеленая: в пасмурный день темная, непроглядная, а в солнечный – как камень изумруд. Или светлее даже. Как Лидкины глаза! – Иван понизил голос и нагнулся к самому уху гостя. – Тот клад сама Царица Змей сокрыла от глаз людских, – прошептал он, жарко дыша. – Веришь?

– Верю! – без обиняков подтвердил Сиур. Он понял, что если выразит хоть малейшее сомнение или неуверенность, то ничего больше не узнает. Совсем ничего.

– Помощник мне нужен, – деловито сообщил Иван. – Пойдешь со мной?

– Пойду. Только как же мы без акваланга обойдемся? – сдерживая улыбку, поинтересовался гость. – Да и холодновато вроде. Я так понимаю, в воду лезть придется?

– А если и придется?

Иван проверял приезжего: струсит или нет? У городских «кишка тонка», как он выражался.

– Раз надо, значит, полезем! – так же деловито ответил Сиур. – Роль помощника в этом и заключается?

Иван обрадовался несказанно. Вот это мужик! Настоящий, хоть и городской! Ничего не боится! На все согласен. Это Марфа пособляет – такого гостя послала в дом!

– Не-е, в воду лезть теперь не надо. Я новый план придумал. Это я так сказал, проверял тебя, мужик ты или… – Иван сделал в воздухе неопределенный жест рукой.

– И как, выдержал я испытание? Возьмешь меня с собой?

– Знамо дело, возьму. Мужик ты справный! То, что надо. По всему видать, не подведешь! – Иван снова понизил голос и зашептал гостю в самое ухо: – Недалеко от озера пещера есть, там, в углу, земля больно рыхлая. Я проверял, палка свободно в глубину уходит. Сон мне когда-то снился, что из пещеры ход есть во дворец самой Царицы Змей. И ход тот ведет под озеро, как раз туда, где зеленый омут…

– Ты серьезно, дядя Иван?

– Ну…во сне немного по-другому было, конечно. Так ведь то сон! Он не в точности исполняется, а только намек дает, подсказку. Дурак на то внимания не обратит, а умный обмозгует и выводы сделает. Люди подсказок судьбы не замечают, как слепые. Уж больно давно они в темноте и невежестве погрязли. Если их на солнечный свет вывести, то они ничегошеньки не увидят. Потому как глаза ихние смотреть отвыкли!

– А ты философ, дядя Иван! Платон. Или Аристотель! Что тебе по душе? – улыбнулся Сиур. Иван все больше ему нравился. Пожалуй, то, что он говорит, еще и правдой окажется! Вот будет потеха!