Татьяна Бочарова - Семейная идиллия [litres]

– Не смей называть маму преступницей!! – крикнула Даша и тут же зажала ладонью рот. – Не смей! – повторила она шепотом. – Она вам всю жизнь отдала. Не думала о себе никогда. Если она влюбилась до потери пульса, то, значит, не могла ничего с собой поделать.

– Я тоже Алика любила до потери пульса, – вдруг сказала Соня. – Любила, да. А теперь – мне все равно. Не жалко. Нисколечки.

Она усмехнулась. В ее глазах горел недобрый огонек.

– Это слишком, – осадила ее Катя. – Прекрати.

– Не прекращу! Хоть поживем спокойно в свое удовольствие. Без нужды, без унижений. Продадим этот чертов дом, он же теперь наш…

Даша почувствовала, что ее тошнит. Вот-вот вырвет, как будто рядом вонючий Митрич. Она подумала, что Соня совсем как Леха-Художник. Тот тоже ожесточился, перестал ощущать себя человеком. Совсем не стыдно и никого не жалко.

– Я пойду, – сказала она, не глядя на сестер. – Вы уж тут сами все… все, что нужно…

– Даш, прости! – Катя сделала попытку обнять Дашу, но та увернулась и быстро пошла по коридору.

В вестибюле она столкнулась с Варей. Та поглядела на нее с жалостью.

– Уезжаешь?

– Уезжаю.

– Ты знаешь, что… – Варя на мгновение замялась. – В церковь сходи, помолись. Отпевать маму нельзя, а молиться за нее можно, мне батюшка говорил. Понемногу легче станет. А совсем – нет, не пройдет. С этим смириться нужно.

– Спасибо, – тихо проговорила Даша.

– Не за что. Красивый этот ваш… Ярик?

– Да.

– Во как бывает. Можно выйти за хлебом нормальным человеком, а очнуться преступником.

Варя поежилась и скрылась в одной из палат. Даша вышла на улицу. Светало. Небо было белесым, голые ветки деревьев торчали на фоне него, как прутья тюремной решетки. Даша поколебалась и пошла в «Кадриль».

Зал был пуст. Бармен дремал на стуле в углу. Заслышав шаги, он встрепенулся, поглядел на Дашу заспанными глазами.

– Вы?

– Я.

– Нашли маму?

– Да. Она умерла.

Парень едва не свалился со стула.

– Вот ешкин кот! Неужели Леха ее того…

– Он ни при чем. Она сама.

– Сама?

Бармен встал и внимательно поглядел на Дашу.

– Выпить хотите? За счет заведения. У нас круглосуточно.

– Хочу.

Он принес ей рюмку коньяка. Даша выпила залпом. Ей стало тепло, мозг заволокло туманом.

– Еще? – спросил парень.

– Да.

Она выпила вторую рюмку и почувствовала, как ее отпускает. Ненависть к сестрам стала не такой острой. Горе от утраты перестало обжигать. Но сердце все равно болело и ныло, как глубокая, никогда не заживающая рана.

Семейная идиллия оказалась фарсом, иллюзией. Нет и не было никакой всеобщей любви, каждый сам за себя. И с этим придется смириться, как посоветовала Варя.

– Ну что, полегчало? – спросил бармен.

– Да.

– Что будете делать?

– Поеду домой. Кто там у вас был с машиной?

– Сейчас позвоню. Может, удастся его упросить, чтобы он отвез вас за полцены.

Даша вспомнила, что денег у нее больше нет и взять неоткуда. У сестер она просить не будет.

– Спасибо. Я передумала. Поеду на электричке. У вас же ходят электрички?

– До Москвы с двумя пересадками. Через Бологое и Тверь.

– Ничего. Они уже ходят?

– Да, с четырех. Сейчас уже семь. Хотите, провожу вас до станции?

– Если можно.

– Можно.

Парень стащил с вешалки в углу куртку и надвинул на лоб шапку.

– Идемте.

Станция оказалась совсем близко, минут десять ходу. Электричка до Бологого уже стояла на платформе.

– Давайте куплю вам билет. А то высадят контролеры. – Парень добежал до кассы и вернулся с билетами до самой Москвы.

– Вот, возьмите.

– Спасибо вам.

Даше хотелось сказать ему что-то теплое и приятное, но внутри у нее было пусто, никаких слов и эмоций. Ледяная пустота, как в подвале заброшенного дома.

Поезд зашипел и коротко свистнул. Даша шагнула на подножку. Вагон был полон народу, она с трудом отыскала свободное место. Рядом полуспала усталая женщина, сложив на коленях неухоженные руки без следов маникюра.

– Не подскажете, сколько ехать до Бологого? – спросила ее Даша.

Та приоткрыла глаза.

– Без малого три часа.

Даша прикинула, когда она будет в Москве. Получалось, ближе к вечеру. Впервые она не подумала о том, что нужно предупредить Соню, а то та начнет волноваться. Не начнет. Ее теперь ничего не волнует, кроме себя и собственных интересов. И совесть не мучит. Или она просто еще не осознала того, что случилось?..

Даша запретила себе думать о сестрах. Ярик – другое дело. Но что толку сейчас печалиться о Ярике? Ему предстоит долгая реабилитация. Потом суд. За ним срок. Может, и небольшой, но реальный. Катя будет ездить к нему в Осташков, затем в колонию. Продаст свою часть дома, погасит ипотеку, отдаст Олежку в хороший частный сад, где им будут заниматься целый день, а сама сможет работать и навещать мужа. Даша в этом раскладе явно лишняя. Ну и бог с ним…

Электричка неслась на приличной скорости. За окнами уже было совсем светло. Народ все прибывал, уже стояли в проходе. Даша попробовала подремать, закрыла глаза, но перед взглядом тут же вставали подвал, мать, лежащая в кровавом желе, белое лицо Альберта, его жуткая застывшая рука, взывающая о помощи. Она вздрогнула, съежилась в комок на жестком сиденье и больше не предпринимала попытки уснуть…

Минут через сорок вошли контролеры. Даша про себя благословила бармена за то, что купил ей билеты. Она показала билет молоденькой контролерше и сунула его поглубже в рюкзак, чтобы не потерять. Пальцы ее при этом нащупали твердый картонный бок.

Что это еще? Даша с равнодушным видом вытащила из внутреннего кармашка маленькую цветную коробочку. Она совершенно не помнила, как та оказалась у нее в рюкзаке. Ах да, это мама. Снабдила ее заграничными витаминами после болезни. Даша осторожно открыла коробочку. Взгляду ее представились три блистера с бледно-желтыми капсулами. Где-то она уже видела такие таблетки. Точно видела! В кармане Альбертовых джинсов. Инга Николаевна и ему подсунула витамины, хотела видеть его здоровеньким, полным сил. Эх, мама, мама…

К полудню Даша была в Бологом. Она пересела на электричку до Твери и уже оттуда добралась до Москвы.

Когда она вышла из здания Ленинградского вокзала, было около шести вечера. За прошедшие сутки заметно потеплело. Сугробы съежились и покрылись коркой льда. У Даши заныл правый висок. Она садилась в метро, когда зазвонил телефон. Это был Руслан.

– Дашкевич!

– А, это ты… – произнесла она безучастно.

Ей показалось, что их дружба, ежедневные разговоры, переписка – все это было в далеком прошлом, в глубоком забвении.

– Куда ты пропала? Я трезвонил тебе вчера весь вечер. И сегодня днем тоже.

Даша равнодушно молчала. Может, он и звонил, она не проверяла телефон.