Михаил Шторм - Последняя тайна Египта

— Жаль, что здесь не подают вина, — сказала она, усмехаясь. — Я бы тебя подпоила и выведала твои секреты.

— Скоро все узнаешь, — пообещала Сабрина. — И поверь, это будет самое удивительное приключение в твоей жизни.

— Посмотрим, — сказала Норма. — Я видела затонувшие корабли и города, проплыла почти тысячу миль вместе с китами и кормила с руки гигантскую белую акулу. Буду счастлива, если вам удастся удивить меня.

— Можешь не сомневаться. Мы на пороге величайшего археологического открытия двадцать первого века. Дверь уже приоткрыта. Осталось лишь толкнуть ее и войти внутрь.

— Умеешь ты заинтриговать! Я просто сгораю от нетерпения. Меня всегда влекло неизведанное. Знаешь, я чувствую себя Алисой, заглядывающей в кроличью нору.

— Прекрасное сравнение! — обрадовалась Сабрина.

Норма лаконично описала то чувство, которое она испытывала… испытывала во время каждой новой экспедиции.

О раскопках древнеегипетских гробниц пишут либо псевдонаучную чепуху, либо скучнейшие отчеты, полные деталей, способных заинтересовать только археологов. Для Сабрины Солано это занятие было полно романтики и магии. Даже теперь, по прошествии почти двадцати лет, отданных профессии египтолога, она воспринимала каждое открытие как чудо.

Родители, да и все знакомые, отговаривали Сабрину, когда, окончив обучение на историка, она решила отправиться в Египет для участия в своих первых раскопках. Она поступила по-своему. Научилась переносить жару, физически окрепла, набралась опыта. Ее познания ширились, она все лучше и лучше разбиралась в таких специфических отраслях, как папирология [1] Историко-филологическая дисциплина, изучающая найденные в Египте и за его пределами тексты на папирусах. и коптология [2] Научная дисциплина, объектом исследования которой является культура коптов. . Неизменным оставалось только одно: причудливая смесь благоговения, любопытства и восхищения, которые испытывала Сабрина, занимаясь своим любимым делом.

Тот, кто ни разу не бродил в одиночестве по темным коридорам под пирамидой, вряд ли сумеет представить, как ощущаются там время, история, да и сама жизнь. Сабрина никогда не признавалась в этом посторонним, но она была уверена, что каждая пирамида обладает своей душой — в ней обитает дух фараона, который ее возвел. Ты ползешь на тридцатиметровой глубине по узкому ходу, подсвечивая себе фонариком, видишь, как свет вспыхивает искрами, отражаясь от крохотных кристаллов в слоистых стенах, а впереди стоит стена сплошного мрака, и где-то там, на отдалении, некто пробуждается от вечного сна и начинает прислушиваться, — и тогда по коже твоей бегут мурашки. Такие моменты незабываемы. И, однажды испытав присутствие древнего духа, ты уже не задаешься вопросами о том, существует ли перерождение душ и продолжается ли наше существование после смерти.

— Нас действительно ожидает нечто вроде кроличьей норы, — произнесла Сабрина мечтательно. — Только очень большой и длинной.

— И куда она ведет? — спросила Норма, подавшись к спутнице.

Она говорила шепотом, но Сабрина предостерегающе приложила палец к губам:

— Тсс! Всему свое время… и место.

Норма разочарованно выпрямилась и принялась за утку, принесенную официантом.

— Ты мне не доверяешь, — констатировала она.

— Это не так, — возразила Сабрина мягко. — Но ты, как и все остальные, будешь посвящена в суть проекта только на старте. Так будет правильно. Чтобы никто не проговорился случайно.

— Я буду нема как рыба!

— Возможно. Но ты уже в пятый или шестой раз бросаешь взгляд на того мужчину, который сидит за третьим от нас столом через проход. И подозреваю, что, если он пригласит тебя куда-нибудь, ты примешь приглашение.

Норма машинально посмотрела в сторону упомянутого мужчины и отвела глаза, прикрытые опущенными ресницами.

— И что с того? — осведомилась она.

— А то, что именно так тайны и выбалтываются, — произнесла Сабрина наставительно. — На свиданиях. За бокалом вина или…

Она не стала продолжать, ограничившись многозначительным покашливанием.

Норма хмыкнула:

— Интересно, что помешает мне выдать тайну позже? Я подпишу какой-то страшный контракт о неразглашении?

Сабрина улыбнулась:

— Не в этом дело. Просто там, где нам предстоит работать, не будет посторонних.

— Мы отправимся в пустыню?

Улыбка Сабрины приобрела вид столь загадочный, что она сделалась похожей на Мону Лизу.

— Ну вот, ты опять за свое. Потерпи, ладно? Уже недолго осталось.

— Ну, раз нам придется стать отшельниками… — Норма в очередной раз покосилась на мужчину у противоположной стены. — В таком случае я не возражала бы, чтобы этот истукан обратил наконец внимание на то, что рядом находится женщина, которой не безразлично его внимание!

Слова были произнесены не настолько отчетливо, чтобы разобрать их смысл, но достаточно громко, чтобы привлечь к себе внимание. Однако мужчина лишь слегка нахмурился, но взгляд не поднял, а продолжал делать вид, будто что-то изучает в своем телефоне, хотя Норма была уверена, что это не так. Несмотря на сильный загар, у него была абсолютно европейская внешность. На шее висел явно не дешевый фотоаппарат. Он носил длинные волосы, зачесанные назад и стянутые на затылке, как у персонажей телевизионной саги о викингах. Аккуратно подстриженная борода дополняла облик. С темно-русыми волосами отлично гармонировали серо-голубые глаза с густыми, будто подведенными ресницами. А рот у мужчины образовывал столь жесткую и прямую линию, что непременно хотелось рассмешить его, чтобы увидеть, как он улыбается.

— Даже не замечает, — буркнула Норма. — Гей, наверное. Иначе не торчал бы здесь в гордом одиночестве.

Все три ее предположения были совершенно ошибочными.

Мужчина не только обратил на них внимание, но и наблюдал за ними, хотя пытался делать это незаметно. Вопреки подозрению Нормы, он был как раз очень даже неравнодушен к женскому полу. Одиночеством же своим он не тяготился, а наслаждался, поскольку такая возможность выпадала ему не часто.

Фамилия его была Быков.

Этим утром он проснулся на рассвете, когда над тысячелетним Каиром зазвучал протяжный, вибрирующий голос муэдзина, призывающего правоверных на молитву. Дмитрий Быков не был мусульманином, он вообще не относил себя ни к одной из официальных религий, но тоже был вынужден пробудиться. Сначала пение донеслось издалека, но уже через пару секунд было подхвачено в других минаретах, а потом грянуло из динамиков совсем рядом с отелем. Аллах акбар! Аллах велик! Стыдно и глупо дрыхнуть, не сознавая этой истины.

Быков вздохнул, встал и подошел к открытой балконной двери. Над десятимиллионным мегаполисом еще нависала ночь с ее бусинами звезд, но по краям небо уже посинело и все сильнее окрашивалось в оранжевые цвета зари. Это было так красиво, что разноголосый хор муэдзинов казался естественным дополнением к пейзажу.