Михаил Шторм - Последняя тайна Египта

— Фейк, — понимающе кивнул Стигвуд.

— Я бы назвал это лжесвидетельством, — поправил его лорд Олдхэм, во всем любивший точность. — Или даже оперативной разработкой. Власти поддержали инициативу врачей. Внедренное в печать твердое заключение авторитетных врачей было рассчитано на то, чтобы успокоить взбудораженных обывателей. Мы с вами знаем, как это делается.

Мужчины обменялись одинаковыми кривыми полуулыбками. Но если Стигвуд после этого надеялся, что его угостят второй порцией виски, то он заблуждался.

— Врачам еще не раз предстояло ломать голову, — продолжил повествование Олдхэм. — Смерть следовала за смертью. Всякий раз кончина очередного участника раскопок была скоротечной, непредсказуемой и необъяснимой. Гибель настигала археологов и врачей, историков и лингвистов, не говоря уже о рабочих, которых никто не считал. Причем вот какая странность… — Олдхэм поднял вверх указательный палец, давая понять, что готовится сообщить нечто крайне важное. — Уходили из жизни не только непосредственные свидетели, но и люди, хоть каким-то образом принадлежащие к окружению Картера, однако никоим образом не связанные с его работой.

— Это проверенные факты? — спросил Стигвуд, позволив себе перебить начальника. — Или легенда?

Генеральный консул слегка поморщился, недовольный проявленной бесцеремонностью.

— Я не занимаюсь распространением слухов и оперирую только подтвержденной информацией, — произнес он сухо. — Все это совершенно достоверные факты. Так вот, жертв так называемого «проклятия фараонов» насчитывалось тогда больше пяти десятков. Ни один из этих, казалось бы, посторонних людей и близко не подходил ни к месту раскопок, ни к мумии фараона. Знакомых и близких Картера косила смерть. А сам он умер на шестьдесят седьмом году жизни через шестнадцать лет после того дня, когда отправил в Лондон уже процитированную мной телеграмму.

Удостоверившись, что Олдхэм сделал длительную паузу, Стигвуд кашлянул и спросил:

— На этом серия загадочных смертей закончилась?

— В том-то и дело, что нет. — Генеральный консул опять заговорил оживленно, очевидно оседлав своего любимого конька. — Всех подробностей я, конечно, не помню, но вот вам особенно красноречивые детали. Минуло тридцать пять лет со дня смерти Карнарвона, когда некий Джеффри Дин, врач южноафриканского госпиталя в Порт-Элизабет, обнаружил, что симптомы болезни, от которой скончался лорд Карнарвон, а следом и те, кто ухаживал за ним, весьма напоминают «пещерную болезнь», известную современной медицине. Ее разносят микроскопические грибки, обитающие в организме животных, чаще всего летучих мышей, а также в помете и пыли под их гнездами.

— Опять летучие мыши! — воскликнул Стигвуд, не сдержавшись. — Это становится любопытно!

— Еще как, мой друг. Еще как… Только эти самые мыши водились не в Китае, а в Египте. Они в превеликом множестве обитали в фараоновых склепах. Те, кто первым срывал печать, и те, кто шел следом, вдыхали споры опасных грибков. Болезнь эта заразная, вот почему она распространялась и дальше, настигая знакомых и близких носителей заразы…

Лорд Олдхэм поднялся из кресла и принялся мерить шагами кабинет, заложив руки за спину и чуть наклонившись вперед. На ходу он не переставал говорить, вынуждая своего единственного слушателя поворачиваться то в одну сторону, то в другую. Голос его звучал монотонно и торжественно.

— 7 ноября 1962 года, четыре года спустя после сообщения Джеффри Дина, — вещал лорд, — медик-биолог Каирского университета Эззеддин Таха собрал большую пресс-конференцию, на которой изложил журналистам суть своего открытия. В течение нескольких лет Таха наблюдал за археологами и сотрудниками музея в Каире и в организме каждого из них обнаружил грибок, провоцирующий лихорадку и сильнейшее воспаление дыхательных путей. Сами грибки представляли собой целое скопище болезнетворных агентов, и среди них присутствовал Aspergillus niger , обитающий в мумиях, пирамидах и склепах, тысячелетия остававшихся закрытыми для воздействия внешней среды…

— Нигер? — переспросил Стигвуд.

— Да, — подтвердил Олдхэм, продолжая расхаживать за его спиной. — Черный грибок. Рассказывая о нем прессе, Таха признался, что пока не в силах разгадать причины гибели всех так называемых жертв фараона, но заверил присутствующих, что лекарство существует, поэтому отныне бояться нечего. Проклятие фараонов, сказал он, вполне излечимо.

— Чем?

— Антибиотиками.

— Тогда он молодец, этот парень, — оценил Стигвуд. — Отгреб, наверное, Нобелевскую премию и заработал кучу денег.

— Нет, — произнес Олдхэм, возвращаясь на место и качая головой. — Для него, да и для всей науки, все закончилось прискорбно.

— Антибиотики не помогли?

— Нисколько, мой друг. Проклятие фараонов оказалось сильнее.

— Чертовы грибки! — воскликнул Стигвуд.

— Они здесь ни при чем, — заверил его Олдхэм. — После нашумевшего заявления довольный собой Эззеддин Таха с семьей ехал по шоссе. Примерно в семидесяти километрах от Каира его машина вдруг резко свернула влево и на всем ходу врезалась в борт мчавшегося навстречу лимузина. Все трое погибли мгновенно, тогда как пассажиры лимузина остались в живых и получили довольно незначительные ранения. Мрачная ирония судьбы заключается даже не в том, что бедняга стал жертвой разоблаченного им же проклятия.

— А в чем? — спросил Стигвуд, подавшись корпусом вперед.

— При вскрытии у Таха обнаружили эмболию, — ответил Олдхэм, усмехнувшись. — Ту самую, которую он собирался лечить.

— Те самые черные грибки?

— По-моему, автомобильная авария, в которой погиб Таха, доказывает, что проклятия фараонов обладают свойствами куда более сильными и таинственными, чем даже самые изощренные яды.

— Вот, значит, что мы ищем, — пробормотал Стигвуд, откинувшись на спинку кресла.

На его коже невольно выступили мурашки.

— Страшно? — спросил Олдхэм. — Возможно, друг мой, вам прибавит смелости то, что я скажу вам: в случае успеха операции лично вам гарантировано мое место со всеми вытекающими последствиями и причитающимися привилегиями. Ну что? Вам все еще страшно?

Мурашки прошли. Стигвуд улыбнулся.

— Нет, — ответил он, качая головой.

Выслушав Элси Старки, Стигвуд задумчиво потеребил нижнюю губу, но уже в следующее мгновение отдернул руку, вспомнив, что давно следует избавиться от этой детской привычки.

— Очень хорошо, — сказал он, — что ты догадалась предупредить меня, Элси… Могу я обращаться к тебе так?

Он заранее знал, что она не станет настаивать на соблюдении формальностей. Когда женщине за сорок, ей хочется чувствовать себя молодой.