Алексей Петров - Черный Гиппократ

Она вышла. Виталий Сергеевич прокомментировал:

— На меня она так не поглядывает. А если бы!.. Я бы согласился на две капельницы… Кстати, знаете, что в этой капельнице самое отвратительное?

— Что?

— Надо лежать неподвижно. Битый час лежать неподвижно…

Лежа под капельницей, Владимир раздумывал над своим диагнозом. В диагнозе он не сомневался и потому не мог понять тактику Иванова. Разве что тот перестраховывался? Шел к правильному диагнозу методом исключения?.. Что ж, довольно надежный метод, но только напоминает движение по обходному пути, когда есть путь более короткий… Проведет дифференциальный диагноз и тогда примет решение… Пускай так! Он здесь — этот Иванов — хозяин положения, он задает тон, он в своем монастыре пишет устав. И этому уставу придется подчиниться… Конечно, Иванов прав: некоторые болезни маскируются друг под друга. Это происходит от обилия и запутанности нервных связей. Особенно в деле маскировки преуспевает язва: она может дать и картину стенокардии, и холецистита, и даже остеохондроза — равно как и нефрита. Причем в один день давать одну картину, а в другой — другую. Попробуй выйди на ее истинное лицо…

Быть может, метод исключения — очень даже оправданный метод? Для искомой болезни — своего рода презумпция невиновности? Что ж, каждый врач вправе иметь излюбленный метод. А пациенту остается довериться, подчиниться и ждать.

После капельницы начались обследования. Нестеров, еще какой-то старик и две девушки в страшненьких больничных халатах ходили с сопровождающей санитаркой по этажам клиники, по кабинетам. Санитарка указывала, кому у какого кабинета дожидаться очереди, истории болезни в руки не давала. Видно, была настрого предупреждена: больной не должен заглядывать в свою историю.

Нестерова основательно измучил эндоскопист — молодой грубоватый парень в халате с засученными рукавами. Можно сказать, эндоскопист вывернул ему все нутра. И не сказал ничего определенного.

У Нестерова едва повернулся одеревеневший язык:

— Ну, что, доктор?

Тот одарил Владимира колючим взглядом:

— Незначительные явления гастрита… Давайте следующего, — это уже адресовалось медсестре…

На УЗИ врачиха измазала его глицерином. Она поворачивала Владимира и так, и этак, пальцы ее были жестки и холодны, глаза темны, как омут…

Приговор последовал быстро:

— Камень в желчном пузыре — сантиметр на полтора. И еще мелочь. Надо оперироваться… Само не рассосется…

Нестеров попытался защищаться:

— Но ведь есть новые методики… Дробить ультразвуком…

— Пусть входит следующий… — устало велела медсестре врачиха.

Нестерова вывели в коридор. В кабинет УЗИ завели того старика. Санитарка где-то водила тех двух девушек в стареньких халатах… Нестеров вздохнул: с больными обращались, как с заключенными, ей-Богу!.. Верно говорится: больные мешают врачам работать…

Медсестра высунула голову из кабинета, бросила на стул рядом с Нестеровым его карточку. Врач уже сделала запись.

Владимир полистал свою карточку, прочитал результаты обследований… Про камень он уже слышал… Про почки… такой неразборчивый почерк. Но Владимир исхитрился прочитать, что почки в норме.

Тут пришла санитарка и молча отняла у Нестерова его карточку. Нестеров пожал плечами. Он был совершенно бесправен.

Но его успокаивала мысль, что предположения доктора Иванова не подтвердились. Значит, оставалось только решить вопрос с этим камешком, который сантиметр на полтора. Но ведь, действительно, есть же новые методики. Сейчас купировать приступ, а потом подлечиться, и камень раздробить…

Вернувшись в отделение, Нестеров почувствовал усталость. Сильной боли он не ощущал — лишь по-прежнему оставалось ощущение наболевшего места. Нестеров боялся совершать резкие движения, боялся, что это может ему повредить. Как и многие в этом отделении, Нестеров нянчился со своим животом.

Владимир был совершенно расслаблен и даже заторможен. Он знал — это действие атропина.

Владимир хотел упасть на свою койку и лежать, лежать… забыться. Он устал еще и морально.

Он уже примеривался, как ловчее сесть на постель, чтобы не особо потревожить наболевшее место, как вдруг ощутил, что низ живота у него полон. Владимир вспомнил, что не посещал еще в этот день туалета. И вышел в коридор… Да, это было действие атропина…

Туалет был совсем маленький для такого большого отделения. Всего две кабинки. Дверцы кабинок, само собой разумеется, были отломаны — лет пятьдесят назад, не менее, и с тех пор никто не порывался кабинки починить. Санитарное состояние тоже составляло желать лучшего.

Владимир остановился напротив пожелтевшего смердящего писсуара. Открыл «шлюз». Бедняга! Он мочился не менее, чем полчаса: из него лилось слабой струей, самотеком. Мочевой пузырь был расслаблен так же, как и желчный. Мускулатура пузыря дремала… Да, и это было действие атропина…

Потом Владимир вернулся в палату и лег. Он думал, что сделает все, только чтобы не оперироваться. Все-таки желчный пузырь — не лишний орган в организме. С этой мыслью он засыпал…

Молодые ребята, что лежали у стены, постепенно обретали интерес к жизни — тихо переговаривались между собой…

В этот день у заведующего отделением Александра Александровича Иванова было дежурство. Вечером он сидел в кабинете и делал записи в историях болезни.

В дверь постучали.

— Разрешите? — заглянула дежурная медсестра.

— Да, да Фаина. Конечно… — Иванов откинулся на спинку стула и сразу потерял интерес к историям болезни.

Он обратил все внимание на медсестру. Трудно было не обратить на нее внимание. Если она того хотела… А она хотела. Она только одним своим видом могла доставить удовольствие. Она не спеша шла по кабинету. И Иванов получал удовольствие, созерцая движение ее стройных ног. Короткий халатик медсестры Фаины Куртизановой позволял созерцать ее ножки почти в полном объеме. Нечего и говорить, что ноги этой красавицы были совершенны. Но особенно привлекательно выглядела внутренняя сторона бедра: когда Фаина делала шаг, здесь напрягалась и становилась прямой, как струна, мускулюс грацилис, что в переводе с латыни — мышца стройная, или тонкая. Ах, как эта мышца была стройна у Фаины! Как укрощала она бедро в движении!.. От этой мышцы можно было сойти с ума. И Иванов сходил — тихо сходил с ума. Позволил себе на минутку расслабиться. Откровенно разглядывал ножки, любовался.

Насладившись произведенным эффектом, Фаина остановилась у стола, положила перед Ивановым большой лист бумаги:

— Старшая сестра просила занести вам на подпись график.